Он, было, повернулся, чтобы сноситься к тете Зое, на пятый этаж, но… заметил, наконец, в комнатном проеме ее белую руку и увядшую кисть…
Его обдало жаром, а внутри стал нарастать ледяной ком. Он мотал головой из стороны в сторону, удерживая себя, насколько смог. Колени подгибались, не хотелось смотреть за угол! Он не хотел!
Но завернул и посмотрел! Чтобы потом заорать не детским, хриплым, срывающимся голосом: «Мама! Ма– ма! Мамочка!»
Тряс ее, пытаться сдвинуть с места, неуклюже делал искусственное дыхание, как учили в школе на ОБЖ! Но она не реагировала, не двигалась.… Распростертая рука от его тряски сползла вниз, и повисла.
И в его голове наступила мертвая тишина. С того самого момента, как он понял, что она – уже не улыбнется, не прижмет к себе, не распахнет окно и не крикнет, глядя на свои любимые ирисы: «Какая красота! Ну, вы посмотрите, разве не чудо?» В его голове повисла мертвая тишина!
И в этой тишине возник отец. Потом прибежали соседи, скорая, милиция. Его увели к тете Зое, чтобы он не смотрел, как уносят ее… на носилках, вниз, покрытую белой простыней! Но он выбежал и увидел! И опять из своей серой тишины прорвался наружу, крича: «Мамочка! Мамаааааааа».
Его увели.
Пятнадцатого мая, в доме не было стола с белой кружевной скатертью, не было ее веселого смеха. Зеркала, в которые она так любила смотреться и кружиться в новых платьях завесили темными тряпками. И весь дом почернел. Даже окна, обычно распахнутые свежему ветру – закрыли.
Отец сидел один в сумеречной пустоте, и пил водку, не закусывая. Он же, был забыт в темном углу дивана, в своей комнате, сидел, уставившись в одну точку, и сжимал в смуглых руках желтого плюшевого льва с коричневой гривой, что она ему подарила на его пятилетний день рождения. Она шутила тогда и смеялась, говоря, что сегодня, шестого августа, у её львенка первый юбилей!
Этот лев, потрепанный и старый опять попался на его глаза, он одиноко сидел на полке рядом с карандашницей и давно покрылся бы толстым слоем пыли, если бы она не стирала его каждый год и не вывешивала за уши на балкон, чтобы он просох на солнце!
В этом году ей бы исполнилось тридцать четыре года!
Он сжал давно забытую плюшевую игрушку, его плечи беззвучно затряслись, и он кусал львенка за гриву, чтобы рыдания не услышал отец! Он почему– то не хотел, чтобы отец приходил к нему!