Земляника для сына по Млечному пути - страница 21

– Ты умер, Вова, – зачем-то я захотела его в этом убедить.

– Да, умер, а чо? – Вову вовсе не оскорбило мое утверждение о его смерти. Как мне показалось, он даже об этом и не сожалеет.

– Вова, как там, расскажи? – не успокаивалась я.

Вова отошел вглубь двора, на его лицо упала тень от амбарной крыши, лицо сделалось темным.

– Тут так, как и у вас – невесело. Да че об ентом. Ты же мать мою видишь, знаю, что видишь. Так вот, скажи ей: на кой она новый диван ко мне в комнату затащила? Я че, просил ее? И пошто палас мой выкинула во двор? Ей-то он не нравится, а у меня ноги зябнут. Так и скажи, пусть все вертает по местам, – наказал мне Вова. Затем он продолжил отступать в тень, через несколько секунд темнота поглотила его.

Я исполнила его просьбу. Мать Вовы почернела лицом после моих слов. «Да, Анютка, мы ведь кредиту взяли, ремонт в его комнате затеяли. Его ведь нету, а комната стоит. Купила диван новый, а старый палас выкинула к сараю. Че говоришь, не нравится ему. Ох, поперешный какой, че диван-то ему помешал? Отдам диван брату, а палас верну на место. Так и передай ему, если придет еще. Че ко мне не ходит, а? Че я ему сделала? Плачу, как мимо кладбища иду, спрашиваю: «Зачем ты, сынок, такое устроил?» А он молчит себе, полеживает.

Я горем напоен

Иов, 10:15

Я так же мог бы жить

М. Ю. Лермонтов

Меня уже нет в живых. Я умер в июне. Лежу в холодной могиле на сельском кладбище. Там, наверху, продолжается жизнь, стоит лето, жаркая пора для моих сельчан, пора работать в поле, на огороде, покосе. Все идёт, но уже без меня.

Закрытый белой простыней, со сложенными на груди руками, приподнятыми костлявыми коленями. Я лежу, и много времени у меня, чтобы обо всём подумать. Жизнь на земле, в моем селе, со мной не умерла, это умер я в свои неполные двадцать лет. Говорят, отмаялся, упокоился. Упокоился? Нет. Уснули мои страдания вместе со мной? Нет. В холодной тёмной могиле страдания не спят. Это я хорошо знаю. Могу поспорить с великим поэтом, они не покидают меня и по сей день.

Утро сегодня холодное, хотя лето в самом разгаре. Я понял это, хотя почувствовал, а понял через тучи ещё не слежавшийся земли над крышкой моего гроба. Не могу пошевелить ни рукой ни, ни ногой, а вот холод пронизывает до костей, как бывало и при жизни. Прошло пять лет, как попал на мотоцикле, на котором мчался с бешеной скоростью по ночной ухабистой дороге, в кювет.