Обратите внимание - страница 2
Задумка была хорошая. Результат оказался печальным. Словно смешали варенье с перцем и подали к чаю…
Я стала бояться Бога.
У меня звенело в голове от слов врача, а она стала объяснять, что рождение детей с синдромом – не такое уж редкое явление, что примерно у одного малыша из восьмисот родившихся бывает синдром Дауна.
Я была как в тумане. Как это? Мой мальчик, мой такой любимый и красивый мальчик, будет умственно отсталым?!
Потом я спросила: «А у остальных семисот девяноста девяти всё в порядке?» Врач с перепугу от неожиданного вопроса кивнула. «Значит я их спасла? Я поступила отважно. Приняла огонь на себя!» Она опять кивнула. Тут у меня перехватило дыхание, и я прошептала: «А меня спросили, хочу ли я совершать этот подвиг?» Врач с обескураживающей простотой спросила: «Оформляем отказ?»
Дело было в 1979 году. Тогда совсем немного даунят попадало домой, в семью. Большинство малышей отправляли в спецучреждения под брендом
«отказник». Сейчас, несомненно, совсем другая картина, радостнее для детей с синдромом Дауна – больше половины новорожденных забирают домой. Правда, родители так же, а не на половину переживают стресс.
Мы с Виктором на предложение врача сказали категорическое «нет». Как можно отказаться от ребенка только за то, что он «особенный»?! Если самые близкие могут предать, то стоит ли удивляться равнодушию со стороны посторонних?
День выписки из роддома. Добрый, рассудительный Виктор держал конверт с ребенком и не знал, как вести себя со мной. Поздравить? С чем?
С пришедшей бедой? С горечью предстоящих дней и лет? Пожалеть? Как? Я смотрела на него сквозь него. Еще вчера розово-серебристый мир сегодня был цвета пыльных вещей из кладовки. Аквариум без воды…
Сына назвали Максимом. Мальчик оказался спокойным, некрикливым, словно боялся лишний раз о себе напомнить. Грусть поселилась в доме, мир стал ма-а-а-леньким…
Безысходность и тоска казались осязаемыми, их можно было потрогать, как справку с диагнозом Максима.
Я прочитала про синдром Дауна во всех медицинских учебниках, статьях и реферативных журналах. Поняла, что сделать ничего нельзя и… заплакала. Так долго я еще никогда не плакала. Целых три дня и три ночи. На исходе третьего дня Виктор подошел ко мне, усадил к себе на колени и сказал:
«Я тебя так люблю. Люблю. Ты молодая, красивая, у тебя все получится. Иди. Мы тут с Максимом сами как-нибудь. Зачем тебя мучить? Иди». Он говорил это «иди» так, как говорят «лети», когда выпускают птицу из клетки.