Вот так.
Отец возил меня в детские театры на спектакли «Синяя птица», «Сомбреро» и «Волшебник изумрудного города». А однажды отвёз в Цирк на Цветном бульваре. То, что я там увидел, было ужасно. По арене болтались ряженые дядьки и полуголые тётки, полыхал яркий свет, дубасила музыка, зрители ахали, визжали и гоготали. Всё время воняло потом и навозом. Клоуны идиотски кривлялись и походили на пьяных болванов.
Но хуже всего было с лошадьми, медведями в юбочках и худыми тиграми. У них у всех вырывался из пасти злобный рык, текли слюни, заплетались лапы и, по-моему, капали слёзы. Зверей хлестали бичами и жгли огнём. Короче, я видел, что им плохо, и мне было их жалко.
Всё представление я смотрел на вращающийся диск с цветными фильтрами перед прожектором и истово ждал конца этой муки. С тех пор слово «цирк» стало мне ненавистно.
Дома нас встретил воскресный обеденный стол с праздничными шоколадными конфетами, которые мама сама делала из какао-порошка. Отец сиял, а я еле держался на ногах. Мама была по-женски счастлива.
– Теперь расскажи нам с мамой о цирке, – громко сказал отец. – Тебе понравилось?
В его голосе было что-то то ли врачебное, то ли экзаменационное. Я весь сжался и молчал.
– Ну чего ты?
А я боялся честно признаться, что я всем виденным раздавлен. И ещё попросить, чтобы больше в цирк меня никогда не водили.
– Что с тобой, Серёжа? – мама поняла, что мне нехорошо. – Ты не заболел?
Я молчал.
– Тебе не понравилось? – отец почувствовал от меня подвох и попёр на авось. – Почему? Плохие звери? Неинтересные акробаты? Несмешные клоуны? Чего ты молчишь?
А я надулся и молчал. Во мне перемешались в кашу испуг и ненависть. Я сидел у стола, близкий к обмороку.
Отец пошёл багровыми пятнами.
К нему бросилась мама.
– Володя, успокойся!.. Серёжа, промолви хоть словечко!
Она металась между нами, как перепуганная птица.
А мне от этого становилось ещё хуже. Наверное, я не вымолвил бы ни слова, даже если бы меня разодрали на части.
– Встань быстро! – отец заорал так, что посуда на столе зазвенела. – Иди в угол! Будешь там стоять, пока не попросишь прощения! Марш в угол!
Я никогда не плакал. И в тот день простоял в углу несколько часов без единой слезинки в глазах.
Отец с матерью ушли в кухню.
В комнате стемнело. Журчал и светился аквариум. С улицы доносились детские голоса. Там играли вовсю. А я стоял в углу перепуганный, голодный и, очевидно, потерявший всякое представление о реальности.