– Ну, так проверяй. Кругом – марш! Чтобы через час все фурычило. А специалисты у нас есть?
– Есть… Григорий Петрович такой, Забазнов. Только он без денег не пойдёт.
– Значит, дай ему денег! Это самое… нашёл вопрос!
– Я поднимаю этот скромный бокал, – Григорий Петрович кокетливо оттопырил мизинчик на стопке с водкой, – за наших педагогов и учителей, за дорогую сестрицу Светлану Петровну и за дорогого зятя Сергея Михайловича! Хочу обратить маленькое внимание… В нашей трудовой семье целых два учителя, ёклмн! Если вы помните, как нам всем доставалась учёба Светочки в институте…
– Да уж, – покивал лысиной глава рода Забазновых, Петр Павлович. – Хороший был кабанчик, просто замечательный, почти полтора центнера чистого мяса. Мы его, помнится, вчетвером еле держали, пока Гришаня горло…
– Папаня! – оборвал отца Григорий Петрович. – Не к тому столу песня.
– … ему перепиливал, – продолжал Петр Павлович. – Хороший кабанчик. Ну, продали и Светке пальто справили. Хорошее пальто – на всю учёбу хватило.
– Папаня! – постучал Григорий Петрович вилкой по отцовской стопке.
– Га?
– Дай мне закончить. И в кого ты такой говорун… В общем, продолжаю. Сегодня мы чествуем наших дорогих учителей и желаем им здоровья, успехов в нелёгком труде и счастья в личной жизни. Ура, товарищи!
В горнице большого дома Григория Петровича, тесной от разнокалиберной мебели, полыхали четыре мощных керосиновых лампы, от которых поднимались струйки дрожащего накалённого воздуха и летучей копоти. Лампы стояли на комоде, на подоконнике и на длинном столе. А уж стол был заставлен огромными мисками с помидорчиками, солёными огурчиками, холодцом, маринованной рыбой, салатами и прочей снедью. За таким столом можно было накормить роту с марша. И глядя на этот стол, плохо верилось в обнищание народа, о котором неустанно писала малотиражная газета «Правда».
Собрались только свои. Глава рода Забазновых Петр Павлович, лысый пень, не закрывал рта – ему казалось, что так он лучше слышит. Старик с грустью поглядывал в красный угол, где на тумбе стоял большой японский телевизор, слепой и глухой без электричества. Маманя Галина Ивановна, улыбчивая круглая старушка в платке с розанами и тяжёлыми руками вечной труженицы, накладывала в тарелки. Григорий Петрович с золотыми зубами, орлиным профилем и чёрными кудрями, припорошенными ранней сединой, отвечал за выпивку. Его супруга Клавдя, мощная женщина с крутыми плечами, которая коня на скаку остановит, а не остановит, так хвост напрочь оторвёт, металась из кухни в горницу и наоборот с тарелками и банками. Младшенький отпрыск старых Забазновых, Петёк, меланхоличный сорокалетний оболтус, в очередной раз холостой, но при баяне, изредка начинал одну и ту же развесёлую мелодию, которую бросал на полутакте. Виновники торжества Сергей Михайлович со Светланой Петровной усиленно улыбались. А две красавицы, две родительских утехи, Любанька с Веркой, сидели в конце стола, кушали и прыскали со смеху. Не хватало во пиру только старшей дочери Петра Павловича и Галины Ивановны, Нюры – женщины разведённой и крепко выпивающей. В родственные застолья Нюра редко попадала. Как и сынок её, допризывник Мишаня.