– Пора.
Дальний, но уже чёткий и трескучий громовой залп наполнил тишину.
– Иди без меня, – хрипловатый мужской голос раздался совсем рядом, – не хочу вымокнуть, если дождь начнётся. Здесь хоть крыша есть.
– Как скажешь.
Я зажгла от лампады переносной фонарь, натянула на всякий случай капюшон плаща поглубже, взяла сумку, и направилась к зияющему пролому в стене. Когда-то там была дверь. Её обуглившиеся останки до сих пор висели на чёрных петлях.
Молния вновь вспыхнула, когда я вышла на едва заметную среди сухой травы тропку – остаток былой деревенской дороги. Мгновение яркого света словно рисовала мне путь. Туда, дальше и глубже, сквозь частокол неподвижных, застывших в безветрии, деревьев, на поляну, изрубцованную грядой могильных камней.
Я знала, куда иду. Знала, что ищу там.
Свет фонаря выхватывал из темноты покосившиеся щербатые плиты. Свежих могил здесь не было. Скверная земля давно не принимала покойников. Понятно, что и трав толковых тут не росло – одни сорняки плотным ковром застилали погост. Трудно будет найти нужные соцветия для запаса реагентов, придется постараться…
Пристроив фонарь на обломанном пне, я осмотрелась. Присела, дотронулась до земли и закрыла глаза, сосредоточившись. Под ладонью задрожали, копошась, извиваясь и непрестанно двигаясь, тонкие нити и бесчисленные точки – насекомые и черви, живущие в рыхлой кладбищенской толще. А под их бесконечной вознёй зияло глухое безжизненное пятно. Как самый густой и беспросветный мрак.
В могиле было тело.
Я коротко выдохнула и поманила покойника к себе. Эхо смерти отвечало неохотно, неповоротливо. Тело в толще земли шевелилось вяло, но послушно, двигаясь на мой зов, медленно выкапывая себя из могилы.
Уродливо искривлённая, похожая на гигантского паука, молния полыхнула в небе. Оглушительный раскат грома всколыхнул всё вокруг. Старый могильный холм лопнул, как гнойная рана. Из-под разорвавшейся земли хлынул тяжелый, удушливый смрад разложения. Потревоженное мною тело спало здесь вечным сном уже давно. Всеми оставленное, позабытое и не нужное тем, кому раньше – при жизни – было близко… А, может, они все лежат здесь?
Это не важно.
Левая рука мертвеца выпросталась из раскрытой могилы, раскрытая мне, словно для пожатия. Возможно, при жизни она была красивой. Сейчас, по едва обтягивающим кости ошмёткам грязно-серой полуистлевшей плоти, точно этого было уже не сказать. Я поднялась. Надела рукавицы. Достала из ножен острый кинжал. Сжав мёртвые пальцы размахнулась, и в один удар рассекла едва держащийся локтевой сустав. Сухой хруст – словно старая ветка треснула, и отрубленная рука послушно повисла, держась за мою.