В конце концов, Ивану выдали справку и отправили делать свидетельство о рождении, медицинский полис и прочие документы по списку.
А Василёк тем временем жарился в больнице. Целую неделю жарился. Что бы с ним ни делали, температуру больше, чем на пару часов сбить не удавалось. Зато на восьмой день само собой всё исчезло, как рукой сняло. Врачи поудивлялись, понаблюдали ещё пару дней, да и отпустили отца с сыном домой.
После полутора недель на больничной койке изба показалась Ивану милее милой. Однако ещё милее было бы увидеться с Ивушкой. Но тут бабушка Вера вдруг стала приставать:
– Не ходи ты больше в лес, – повторяла она, как заведённая. – Ради Христа, прошу тебя, не ходи, не носи туда малыша! Ребёнок у тебя человеческий, так и расти его по-человечески! Всем так лучше будет, прошу тебя.
«Соседи, что ли подговорили», – в недоумении смотрел на неё Иван. Но в лес всё равно собрался. А как же иначе!
Только старушка как взбеленилась. Не хочет пускать. Пришлось даже прикрикнуть. Бабушка отступила и заплакала. Василёк тоже раскричался.
– Что тут такое происходит?! – выругался Иван, выходя на улицу. – Тщщ-тщщ. Успокаивайся. К мамочке же в лес идём.
– Нет там больше твоего леса! – сквозь слёзы выкрикнула бабушка. – Ребёнка хоть дома оставь! Ведь сам горем захлебнёшься, и его погубишь!
Её слова пронзили Ивана насквозь. Но он не подал виду.
Торопиться не получалось. Выпавший неделю назад снег почти растаял, превратившись в слякоть. Поскользнувшись разок на мокрой глине, Ваня шёл очень осторожно. Он, конечно же, не поверил бабушке, но в сердце уже зародилась тревога. Вдобавок, на краю деревни вся дорога была изуродована свежими глубокими колеями.
– Ничего не понимаю? – бормотал он. – Стоило только на неделю отлучиться.
Войдя в лес, Иван и вовсе остолбенел. За тонкой ширмой из деревьев леса больше не было. Не было больше леса! На сколько хватало взгляда виднелись лишь пни, ещё кое-где дымящиеся кострища и колеи, колеи, колеи по колено.
Перебираясь через них, Иван по пояс вымазался в грязи. Он ревел и шёл. Поскальзывался, падал на колени, на спину, тщательно оберегая лишь скулящего на руках младенца. Иван промочил ноги, до крови напоролся на сук, но всё равно поднимался и шёл дальше.
– Ивушка, Ивушка, покажись! – шептал он как заклинание. А по щекам катились слёзы.