– Спешить надо, Иваныч, пока место не заняли, – деловито сказал Сидоров, не здороваясь. И повёл Еремеева кружным путём к самолёту компании «Afrikan airlines». – Как прилетишь к ним в Африку, не забудь мне телеграмму прислать, – давал подполковник на ходу последние наставления. – Так, мол, и так, тётя здорова и замуж выходить пока не собирается. Запомнил?
– Не собирается, – старательно повторил Еремеев. – А почему, интересно?
– Много будешь знать – хрен до Аддис-Абебы долетишь! Шучу, – и в самом деле пошутил Сидоров. – В общем, Александр Иванович, твоё дело маленькое: ходить, торговаться… И пока все. Ты, я слышал, партию пуховиков решил прикупить?
– Решил, – сурово отвечал Еремеев.
– Ну и молодец, что решил. Пуховик, он и в Африке – пуховик! Не то, что наша телогрейка, – похвалил Сидоров. – Только ты там, Иваныч, гляди в оба: на рынке народец шустрый! Кошелёк стырят – и не посмотрят, что издалека прилетел. И руками там поменьше размахивай, а то без часов останешься… А вот, кстати, и твой самолёт.
Остановились у трапа и помолчали с минуту.
– Пора! – торжественно произнёс Сидоров. – Лети, значит, Саня… Да, и вернуться не забудь.
– Не забуду, – пообещал Еремеев, и побежал вверх по трапу, который уже готовился отъезжать от самолёта.
– Стой, Иваныч! Я же тебе ещё самое главное не сказал! – крикнул Сидоров беглецу вослед. Но тот лишь махнул рукой и юркнул в чрево «Боинга». Тотчас же взревели турбины, и самолёт начал выруливать на взлётную полосу, покачивая крыльями, как канатоходец балансиром.
«Хороший он парень, этот завскладом. А главное, надёжный, – думал Сидоров, возвращаясь из Шереметьева-1. – Но вот „Капели“ он, кажется, мало захватил. И „Чарки“ лишних пара бутылок ему бы не помешали». И тут же позвонил знакомому в Анкару, чтобы встретил Еремеева в аэропорту и передал ему хотя бы литра два… Или даже три литра «смирны» пусть в сумку положит. Ничего, не обеднеет. А Еремееву без презента появляться в Аддис-Абебе никак нельзя. Кто его знает, какие там у местных грузчиков аппетиты?
Словом, в Аддис-Абебу Еремеев летел уже с двумя сумками – своей и той, что ему вручил в Анкаре какой то хмурый турок в штатском. Когда «Боинг» проваливался в воздушную яму, в сумках булькало: в одной – тихо и сдержанно, в другой – громко и от всей души.