ЕБ Андрюша сказал, между прочим, когда я что-то вякнула – вот тебе дадут за «Токамак» с высокотемпературной плазмой когда-нибудь Нобелевскую премию, он сказал – нет, я до этой премии не доживу, это будет, наверное, году в 2025-м.
ЮР А может быть, оно так и будет. Ну, поскольку эта плазма, которую удержал Петр Леонидович, тем не менее, претендовала на научное открытие, Губарев его спрашивает: а кто бы вот мог прокомментировать ваше открытие? Конечно, надо знать Капицу. Он мог бы сказать: Тамм2, Черенков3 или Басов4. В конце концов он мог произнести любое легальное имя. Но Капица не таков был, он сказал так: лучше Сахарова вам никто это и не оценит. А в этот момент, это 70-й год: шум по поводу «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» – такое название только Сахаров мог дать, чтобы невозможно было его запомнить! И сахаровское имя на слуху интеллигенции уже появилось, и уже первые пошли передачи.
ЕБ Радио «Свобода» и все остальные.
ЮР То есть опасность уже оно вызывало у нормального человека, это имя. Я говорю: ну, вы позвоните Андрею Дмитриевичу, чтобы он нас пустил, потому что мы так придем, а чего он нас, с какого рожна примет. Он тут же взял телефон, нам сказали адрес, и мы поехали.
Володя настаивал на том, чтобы я ехал, но я сам хотел. Я даже не понял, в чем дело, но я почувствовал, что это мой тип. Вы же видели, мы с ним очень хорошо контачили.
Мы приехали в квартиру у Курчатовского института, вошли в комнату первую, направо, где застекленные двери. Помню, я по столу провел, там был нормальный слой пыли, это точно. И была маленькая собака, то ли такса…
ЕБ Такса, Малыш называлась.
ЮР Которая грызла мне ноги. И я ее под столом все время отодвигал. У меня тогда был аппарат «Зенит». Я говорю: можно я вас всех поснимаю. Он улыбнулся и сказал: пожалуйста, снимайте. Темно там было, освещения не хватало. А Губарев расспрашивал про этот «Ниготрон». Сахаров рассмеялся, я это помню, и сказал: ну какая высокотемпературная плазма. Нет, это очень интересное изобретение, потому что все делают в вакууме, а он в вихревых потоках. Губарев кивал головой, а я фотографировал. Потом…
Я помню, там были обои очень какие-то обычные. И они мешали, эти обои, фон был, я поэтому при печати все эти обои закрывал руками, чтобы он был на белом фоне у меня, чтобы он был лучше виден. И помню, что он был в зеленой рубашке, словно армейской, но не армейской. Вместо верхней пуговицы была английская булавка. Причем я хотел так изловчиться, чтобы ее было видно, ну, как в жизни. Я и Капицу снял так – вальяжно сидит, такой роскошный камин, у него там из-под брюк кальсоны чуть ли не видны.