Лунарисса стояла среди этого увядания, её доспехи сияли, но этот свет был тусклым, подобно звезде, теряющей свой путь. Она чувствовала Сияющую Луну, её зов – мягкий, но тяжёлый, словно слеза, не упавшая, – звучал в её разуме:
– Найди моё сердце, дитя. Оно спрятано там, где лёд поёт.
Её пальцы сжимали меч, и пурпурный свет в нём дрожал, словно пламя, борющееся с ветром. Она знала, что тень Ноктравена росла, что его мрак полз по миру, подобно буре, ждущей своего часа, и её сердце сжималось, словно лёд, не выдерживающий этой тени.
Талион смотрел на неё, его копьё опустилось, и его взгляд – голубой, но тёмный – стал мягче, но в нём – не вера, а сомнение, острое, как игла. Он шептал, и его голос – низкий, подобно гулу земли – звучал в саду:
– Если ты не спасёшь нас, кто сделает это?
Его слова упали на лёд, словно капли, замерзающие в воздухе, но Лунарисса не ответила – её взгляд устремился к горизонту, где тень становилась гуще.
Равнина света лежала в тишине, её лёд темнел, словно зеркало, забывшее свой свет. Сады гасли, их деревья ломались, и их листья падали, словно звёзды, теряющие свой путь. Ледяные Дети прятались в тени, их голоса стихли, и их надежда – хрупкая, подобно стеклу – дрожала в их глазах. Лунарисса стояла среди них, её плащ струился, подобно реке, несущей свет, и её меч сиял, но этот свет был слаб, словно дыхание, знающее свой конец.