«Мне б с размаху да сдуру, сплеча…»
Мне б с размаху да сдуру, сплеча
Рубануть по всему, что бывало,
Что когда-то пленяло меня,
Что когда-то меня утешало.
Не щадя прелесть тяжких оков,
Долбануть по греху топорищем!
Вырубая проклятье отцов,
Наслаждаться евангельской пищей.
Выжечь пламенем жарким огня
Все греховное, жалкое тело!
Очищения чудом горя,
Начинать к исправлению дело.
Мне б с размаху да сдуру, сплеча,
Что есть сил зарядить по грешному!
Выжечь, высечь, разбить телеса,
Свободя светлый дух ко благому!
«Я на распутье. На распутье…»
Я на распутье. На распутье.
Усталый не подъемлю взор,
Чтобы увидеть, как прошёл
Дней переломанные прутья.
Я на распутье поневоле?..
Так повелел великий рок,
К печальной народив юдоли,
Отмерив неизвестный срок?
Я на распутье своевольно.
Так, оступаясь, всякий раз
К судьбе склонялся добровольно,
Которая не выбирала нас.
Я на распутье по гордыни.
Она во всём моя сестра:
Со мной от века и до ныне,
Пока не разлучит доска.
Я на распутье, здесь пороги.
Один лишь шаг, и вот – черта.
Перечеркнет пути-дороги
Грядущей жизни суета.
«Два брата стояли у храмовых врат…»
Два брата стояли у храмовых врат,
На лица друг друга смотря.
Один мирянин, а другой целибат,
В раздоре и гневе горя.
Один был подтянут и видом пригож,
Ухожен, богато одет.
Другой был сутул, но делами хорош,
В трудах созидая обет.
Один был румянен, заботой холён
И радостен в мире сём был.
Другой, покаяньем своим измождён,
У неба прощенья просил.
Один наслаждался греховным житьём,
В меха облачён и часы.
Другой был доволен потёртым тряпьём
И страшные помнил весы.
Один раздражался в ответ на укор
О том, что беспечно живёт.
Другой говорил: неминуем позор,
Когда Суд Владыки придёт.
Один, в горделивом сужденье горя,
Не раз бил себя по груди.
Другой пал на землю и, слёзно моля,
Взывал: к покаянью приди!
Один, обличённый, в обиде большой
Смиренного брата топтал.
Другой, избиенный и еле живой,
Покаяться лишь умолял.
Там слышались вопли от ярости злой
И тихие стоны мольбы.
Луны свет пролился над местностью той —
Не стало былой темноты.
Ни братьев, стоявших у храмовых врат,
Ни споров, ни воплей, ни драк.
В раздумье глубоком стоял целибат.