– Сын, ты ведь понимаешь, что это…
– Никакой фальшивой свадьбы, – отрезал я. Похоже, у матери сегодня не самый удачный день: все ее перебивают. – Устрой прием через пару недель, этого будет достаточно. Там я сделаю объявление не только о свадьбе, но и о мире с Покровским. Мы с ним как раз согласуем условия.
– Только не говори мне, что порог нашего дома переступит этот человек.
Мама была в ужасе. Я же смотрел только на жену, во взгляде которой вдруг загорелась надежда.
– Именно так. Покровские тоже будут приглашены, это не обсуждается.
Стоило мне договорить, как комната будто бы стала ярче от улыбки Евы. В один миг ее лицо преобразилось настолько, что у меня сбилось дыхание, будто я споткнулся.
Кажется, сам того не понимая, я женился на самой красивой женщине.
Не знаю, что Ева увидела на моем лице, но ей это явно не понравилось, потому как прекрасная улыбка быстро погасла.
– Кхм, спасибо, – она отвернулась, схватила со стола начищенную до блеска вилку и принялась увлеченно перебирать ее тонкими пальцами.
К своему ужасу я поймал себя на желании отыскать способ еще раз порадовать Еву, чтобы она снова улыбнулась и перестала быть так похожа на мраморную статую: столь же бездушную, сколько прекрасную. Все эти мысли походили на своего рода помутнение рассудка, и лучшим решением было немедленно покинуть дом и не возвращаться хотя бы пару дней, пока не приду в себя. Но Ева продолжала крутить перед собой вилку, и я увидел то, чего не замечал все эти дни.
– Что с рукой?
Ева проследила за моим взглядом: я не отрывал глаз от ярких пластырей, которыми были обмотаны два ее пальца.
– Ты об этом? – переспросила она, и мать поперхнулась чаем, когда из двух вариантов Ева, разумеется, решила продемонстрировать мне именно средний палец. – Постоянное напоминание о том, чья я жена.
Ситуация повторилась: я усмехнулся, а Ева удивилась, что такое возможно. Но на этот раз она не спешила отворачиваться, а лишь дерзко вздернула бровь, сдерживая рвущиеся наверх уголки своих манящих губ.
Самому не верилось, но я получал некое удовольствие от ее дерзости.
Мысленно отвесив себе за это оплеуху, я напустил на себя максимальное суровый вид и строго повторил вопрос:
– Что с рукой?
– Ты постарался, – ядовито протянула она, снова обратившись статуей. – С таким усердием возвращал кольцо на место, что окончательно разодрал мне кожу. Это не украшение, а пыточный инструмент, но ведь так и задумывалось, да?