Прежде чем вспениться в стальном нутре кофеварки, черная лава шипит не хуже товарняка, въезжающего на сортировочную Борго-Сан-Паоло. Кофе я не люблю, та еще гадость, но папа считает: раз уж варишь, составь компанию.
Перед первым глотком я долго принюхиваюсь, делая вид, что наслаждаюсь ароматом. На самом же деле без такой вот клоунады этой муки мне просто не вытерпеть. Наконец смачиваю губы, обжигаюсь и без лишних проволочек глотаю. По цвету – железнодорожные рельсы, на вкус – вагонные поручни. И так каждое утро.
За исключением одного сентябрьского четверга. Я умудряюсь проспать. Такого со мной раньше не бывало. Я впервые не успеваю сварить кофе, папа уже ушел. Первый и единственный раз. Я нарушил наше священное соглашение, узы договора между отцом и преданным сыном.
В тот период жизни в Турине я мало о чем так сожалел. Для кого-то, может, и пустяк, но не для меня. Отец ведь от всего отказался, полностью посвятил себя нам. С того утра, терзаемый чувством вины, я часто задаюсь вопросом: сколько же пожизненных сроков придется ему отбыть в одиночной камере – кабине грузовика, прежде чем выйти на свободу? Я вижу, как этот вопрос высвечивается на потолке, воображаю, будто он написан на полотнище, которое тащит за собой пролетающий самолет, он написан на всех туринских автобусах.
Тем утром я усвоил четвертую заповедь: дисциплинируй себя. Сколько любви теряется в хитросплетениях человеческих отношений? Растраченной впустую, безответной, тайной… Сколько неблагодарности мы проявляем? Считается, что любовь, привязанность и взаимопонимание между людьми бесплатны и всегда в полном нашем распоряжении. Но это не так. Мы должны показывать, что благодарны, в этом основа человеческих отношений, невидимые связующие нити, и они слишком легко рвутся, если их не беречь.
Зачастую мы совершаем смертный грех, когда не отдаем себе отчета в том, на что идут ради нас близкие. Ничто не воспринимается как само собой разумеющееся. Не должно так восприниматься. Это и есть дисциплина.
Чувство справедливости
1963 год (одиннадцать лет)
Я одержим чувством вины и чувством справедливости. Они преследуют меня с самого детства. И кто меня за это осудит? Совершая кражу, я как бы взыскиваю ущерб, это мой способ уравновесить чужую неблагодарность.
Прекрасно помню вкус крови во рту, когда в одиннадцать лет впервые получаю по морде от пары дебилов-переростков. Они пристают к малышу года на три-четыре младше меня. Гуляя по парку Валентино, я замечаю их и решаю вмешаться не в свое дело.