Храм окончательно рухнул, погребая под собой обсидиановые зеркала и остатки алтаря. Синий свет начал угасать, но не исчезал полностью – он затаился в Граале, превратив кристалл в маяк, видимый лишь тем, кто осмелится искать. Страж поднялся, его мантия была изорвана, а лицо покрыто пылью и кровью. Он шагнул к водопаду, чьи воды теперь казались зеркалом, отражавшим не его, а бесконечные тени – силуэты тех, кто придёт после.
– Я буду ждать, – сказал он, обращаясь не к Граалю, а к пустоте, что осталась от его мира. В его голосе не было ни надежды, ни отчаяния – лишь холодное принятие.
Грааль замолчал, но его присутствие ощущалось повсюду: в гуле водопадов, в трещинах камней, в синем шраме, что стал частью Стража. Цикл начался, и тени прошлого растворились в сиянии нового начала.
НАЧАЛО: ПОСЛЕДНИЙ ЛУЧ НАДЕЖДЫ
Лондон умирал. Его улицы, некогда полные шума и жизни, теперь тонули в серой тишине, нарушаемой лишь хриплым кашлем да скрипом ржавых вывесок, качающихся на ветру. Небо над городом было затянуто пеленой – не облаками, а чем-то более зловещим, густым и чёрным, словно сама смерть разлила свои чернила. "Чёрная вуаль" – так называли её те, кто ещё цеплялся за жизнь. Вирус, пришедший из ниоткуда, пожирал плоть и разум, оставляя за собой лишь пустые оболочки, что бродили в тенях, пока не рассыпались в прах. Элизабет Кейн стояла у окна заброшенной библиотеки, её взгляд скользил по Темзе – чёрной, неподвижной, как зеркало, что отражало конец. Силуэты заражённых двигались вдоль берега, их шаги были медленными, шаткими, будто время растянулось перед неизбежным.
Она отвернулась от окна, её ботинки скрипнули по деревянному полу, усыпанному обрывками бумаг и осколками стекла. Библиотека, некогда гордость университета, теперь была склепом знаний – полки покосились, книги лежали в беспорядке, их страницы гнили под слоем пыли и сырости. Элизабет опустилась за массивный дубовый стол, окружённый стопками свитков и фолиантов, чьи переплёты потрескались от веков. Свет единственной лампы, мигающей от слабого тока, падал на её лицо – бледное, с резкими чертами, обрамлённое тёмными волосами, что выбивались из небрежного узла. Её пальцы, тонкие и покрытые пылью, осторожно разворачивали древний пергамент, найденный в подвале среди забытых архивов. Свиток был хрупким, как высохший лист, но буквы на нём – выцветшие, выведенные незнакомым шрифтом – казались живыми, будто шептались под её взглядом.