– Мама, я вернулся! – громогласно поведал он широкому пустому простору родных хором. Как ни странно, в большом доме матушка уже долгое время жила одна. Отца своего, воеводу рязанского, Добрыня даже не помнил – тот умер в битве с осаждавшими город половцами. Сам же Добрыня, как на службу в Киев уехал, так дома лишь во время редких отпусков появлялся.
Амелфа Тимофеевна во всей красе появилась на лестнице. Видно, сидела в тереме, в окошко глядела. Ждала, значит. Или вышивала и ждала. Но знал Добрыня, что матушка его никогда к труду любви не питала, жила в праздности и достатке.
– Спасибо, сынок, за заботу. Рыбу на обед девкам отдай, а прочую в ледник снеси.
– Хорошо. Но только я обеда ждать не буду – купаться пойду. Жарковато сегодня, – сказал Добрыня, для пущей убедительности отлепив от груди верхнюю, насквозь промокшую часть рубахи.
– Сходи. У меня Палашка нерасторопная. Она может обед долго делать, так что ты, может, и вернёшься.
– Это вряд ли, матушка. Я сегодня решил сходить в Пучай-реке искупаться…
Лицо Амелфы Тимофеевны вмиг изменилось: брови нахмурились, глаза сузились, щёки словно сталью покрылись, а нос вперёд выдвинулся, будто бы ведя на бой остальных.
– А зачем тебе там купаться? Ока ближе: спустись от стены…
– Не люблю я одной и той же дорогой дважды ходить, вот и решил…
– Так сходи дорогой подальше: через пустырь, где храм хотят построить.
– И не отговаривай, матушка. Я уж как решил сегодня, что надо там искупаться…
– Не надо туда ходить, Добрынюшка! – Амелфа Тимофеевна сбежала по ступеням вниз, чтобы сесть на лавку возле сына и умолять его следовать её совету. – Вода там не святая, а дорога куда дальше – два села надо пройти! Не будь дураком.
– Приятно слышать такое, нечего сказать. Когда я самого хана татарского в шахматы обыграл…
– Ты у меня самый умный человек на земле русской!
– Как быстро ты мнение обо мне меняешь…
– Я всегда так думала и думаю, но не надо, слышишь, не надо ходить купаться на Пучай-реку. Это тебе и дитя малое здесь скажет, и старуха древняя. Так прислушайся! Умный человек умеет прислушиваться.
– Давно уж не дитя я малое, чтобы слушаться.
– Для меня ты, Добрынюшка, навсегда дитятею останешься. Хоть стал ты большой да грозный богатырь, но помню я тебя в колыбели ещё, с розовыми ручками и ножками… Сопел и пыхтел так забавно…