– Но он правда многое для тебя сделал, – ответил Бо-Ченг, который не выносил несправедливости.
– Он сделает для меня все, – парировал Нью-Ланг, – кроме одного: он не признает меня равным себе. – Он на мгновение умолк, а потом обратился к матери: – Я бы хотел пригласить почтенную даму в наш плохой театр на спектакль.
Изможденное лицо рано постаревшей крестьянки просияло:
– Спасибо, спасибо. Слишком много чести. Мне нужно закончить платье сегодня. Может, в следующий раз.
– А ты, Бо-Ченг?
– Я не могу. У меня встреча.
– Скажи своим людям, – тихо, но настойчиво сказал Нью-Ланг, – что я хочу вступить в коммунистическую партию.
– Тсс! Этим ты сможешь заняться в Париже.
Нью-Ланг опустил голову.
– Тунг-тунг осень холосый! Все в порядке! – Бо-Ченг заговорил на ломаном английском, пытаясь подбодрить друга. – Товарищи о тебе высокого мнения.
– Вы говорите обо мне? – польщенно спросил Нью-Ланг.
– Очень часто. Эх! Но осторожно, осторожно. Они никогда не называют тебя по имени. Только Шанг-чай Монг-шен, мечтатель из Шанхая.
– А в Париже?
– Туда уже поехал тот, кто о тебе расскажет. Но мне нельзя ничего тебе говорить. Ни имен, ни адресов. Тебе придется искать в университете, Со-бонг-на или как там ее называют, пока не найдешь его – или он тебя. А может, он отыщет тебя в ресторане твоего дяди.
– А до того момента, – спросил Нью-Ланг, вздрагивая. – Среди чужаков.
Но у Бо-Ченга нашлась еще одна утешительная история.
– Когда чужаки смотрят на тебя свысока, – сказал он, – подумай о том, что случилось со мной на днях. Я стоял в очереди на таможню с тюками шелка, очередь была длинная и становилась все длиннее, а несколько парней протолкнулись вперед. Ма-ма фу-фу, плевать. Но сзади стояли два шофера из американского консульства. «Эти китайцы, – говорит один второму, – не могут даже помешать, тупые бараны». И снова кто-то пролез вперед. Чаша терпения американцев переполняется, поднимается шум и гам с сукиными сынами, проклятьем и идиотами. И тут я слышу, как один китаец говорит другому: «Эти белые! Даже контролировать себя не могут, дикари».
– Я ни разу не уходил от тебя в плохом настроении, Бо-Ченг, – улыбнулся Нью-Ланг.
Он все еще улыбался, когда вошел в здание Х. А. М. Это было незадолго до начала спектакля. Если бы он пришел на полчаса раньше, увидел бы, как вошла его жена.