«Не всегда».
«Хорошо. А что вообще значит – быть живым? Расскажите, почему ваша дочь была настолько подавлена в последние дни».
«Она… Я думала, что хорошо её знаю, но существовало множество вещей, которые происходили в тайне. Она вела дневник, в котором высказывалась о своих эмоциях, чувствах. Я не смогу пересказать вам содержимое, переживаю, что мне снова станет плохо, как в первый раз, когда я увидела написанное. Но вы сможете прочитать и понять, что я имею ввиду».
«Дневник является весьма неплохой зацепкой. – согласился Ренгардт. – С вашего позволения, я начну читать его прямо сейчас».
Иннестерия подала парню дневник. На обложке красовался причудливый орнамент бледно-голубого цвета, напоминающий то, что доводилось видеть на центральных воротах собора, лишь с одним изменением – внизу была дорисована маленькая фигурка, напоминающая человека. В остальном же внешне это был самый обычный дневник, который любой желающий мог заполучить на складе у работников за пару «виктов» – единственной валюты, на которую разменивали некоторые вещи жители собора. Но не слишком примечательным он являлся лишь снаружи.
На первой странице Ренгардта ждал приятно написанный текст. Каждая буква была старательно выведена и разборчива, в разных областях листка, то и дело, мелькали небольшие рисунки различного содержания: сердечки, кошечки, звёзды, которые с каждой новой страницей менялись на что-то более абстрактное и бесформенное. Парень начал шустро перелистывать страницы, одну за одной. После середины дневника текст практически пропал, придя на смену огромному количеству странных математических и химических расчётов, а в конце Ренгардт обнаружил в лишь одну формулу, взятую в очень жирный красный овал – перечень различных материалов смешивался, на месте получившегося результата весьма неудобно находился знак вопроса, а огромная галочка, стоящая рядом, будто успокаивала и пыталась уверить читателя – формула рабочая, не сомневайтесь, можете смело пользоваться!
«Знать бы ещё, для чего она предназначена. – подумал про себя юноша. – Ладно, не будем торопиться, всё по порядку, верно? Давайте-ка начнём с самого начала».
Хоть он никогда и не слышал Эланию вживую, Ренгардт попытался в пределах своего воображения представить то, как она, сидя в своей уютной комнате, пишет этот текст, пленённая разными чувствами, а затем перечитывает написанное вслух.