Командир уходит из их комнаты, чтобы проверить остальных. Светловолосый парень, самый высокий, поворачивает голову к Лексе.
– Всего три удара, он еще смилостивился, – недружелюбно скалится парень.
Бен, так его зовут. Его голос звучит не громче шепота, испуганного возможным появлением командира, но девушке удается расслышать каждое слово. Она молчит, продолжая сгребать мусор в кучу.
– Не приставай к ней, ей итак каждый день достается.
Парень чуть ниже ростом, чем Бен. Но имени девушка не знает. Он сегодня впервые с ними. То, что парни общаются как старые друзья, ее тоже не удивляет. Бен легко заводит знакомства и очень любит трепаться о других.
Командир возвращается, когда они уже почти заканчивают уборку, собрав мусор по большим черным пакетам и отмыв до блеска пол, насколько это возможно сделать в сгоревшем помещении. Стены комнаты до сих пор покрыты сажей и непонятными тенями. Здесь мог бы проходить театр кукол или иное представление в полумраке – обстановка как нельзя кстати подходит своей драматичностью. Лекса завязывает последний мусорный пакет, и командир обводит их взглядом.
– На сегодня это последняя. Тащите эти сраные мешки на выход.
***
Горечь пахнет мандаринами. Что-то рождественское, давно забытое для меня. Я чувствую ее в горле и на языке. Она въедается в меня, проникая к самому желудку.
У меня никогда не было семьи, я их даже не знала. Все, что есть в моих воспоминаниях – украденные мандарины и девочки-соседки из приюта. Они подбили меня сделать это для них, говорили, что иначе перестанут со мной дружить.
На место мандаринов приходит ощущение тяжести ударов плетки. Тогда я впервые почувствовала, что значит ошибиться, ослушаться.
Пятнадцать ударов на виду у всего приюта – такая цена у рождественских мандаринов.
Я закрываю глаза и умываюсь, позволяя холодной воде привести меня в чувство. У меня есть еще минута побыть наедине с собой, пока командир не заподозрит неладное.
Выключаю воду и смотрю на свое отражение. На скуле алеет синяк – я получила его сегодня утром, когда неудачно споткнулась на ступеньках. Скорее всего он скоро потемнеет и приобретает более ясную форму.
Мне не привыкать к различного рода травмам. Скорее, я просто с ними смирилась. Боль – нечто неизбежное, привычное. Я научилась стискивать зубы и даже не мычать. Научилась подавлять в себе всхлипы. Перестала плакать. Совсем. Даже когда хочется.