Мы едим в большом зале. Я слышала, что столовые принято делать в светлых тонах, но вокруг меня неизменно черная плитка и такой же пол, только деревянный.
По правде говоря, я не всегда здесь ела. Когда жила в приюте, нас кормили в отдельной комнате, но она тоже была темной, однако не такой, как эта.
Я проглатываю суп, не забывая взять таблетки в ладонь и запить их соком. Перед глазами небольшая дымка. Думаю, это из-за особенности низин – воздух слишком затхлый, вентиляций явно не хватает. Откусываю кусок белого хлеба и приступаю к картофельному пюре.
Рядом со мной обычно никто не садится. Все знают, что я на плохом счету у командира, поэтому сторонятся. Друзей у меня нет. Но опять же, одной мне быть вполне себе нормально. Я просто не знаю, как иначе. Другие сбиваются в группки.
Те парни, что были сегодня со мной на очистке, сидят с краю зала и о чем-то переговариваются, изредка поглядывая на меня. Это не беспокоит, но немного нервирует.
Чистку мы проводим довольно часто. В низинах полно людей, которые цепляются за свою прошлую жизнь в обход правилам. Обычно их дома сжигают вместе с вещами, а самих преступников казнят. Раньше их выводили за территорию низин и там расстреливали, вдалеке от толпы. Потом стали делать напоказ, устраивая публичную казнь. И преступлений стало гораздо меньше.
На каждой чистке свои командиры, контролирующие уборку. Наша задача, как самых низших, разгрести пепел и убрать лишний мусор. Затем помещение перекрашивают, после чего в него поселяют других.
В таких комнатах запах горелого никуда не уходит. Я знаю это, потому как сама живу в подобной. Мне ее выделили сразу после приюта. Вместе со мной там живут еще две девушки, но мы с ними практически не пересекаемся, только когда идем спать. И меня это вполне устраивает.
Я замечаю еще один косой взгляд и нарочно смотрю в ответ, пока любопытные глаза за крайним столом не сдаются. Это не беспокоит, но раздражает.
Я не знаю, чем я так не угодила командирам. Быть может, дело в моем происхождении – я никогда не видела солнца, родилась в низинах, меня оставили у двери приюта. На этом все. Дальше помню только нескончаемую вереницу боли, приучившую меня терпеть.
После приюта многие пошли работать в охрану или на кухню. Меня не допустили ни до того, ни до другого. Несмотря на темное будущее, я все же стараюсь быть стойкой. А что еще делать в низинах?