Со всего города сюда сгоняли народ, что не успел сбежать, словно скот: где плетьми погоняли, где били-пихали да в глиномесину рылом валили. Застучали копыта, в небольшие ворота влетел караковый конь со статным всадником. Окинул он взглядом торг: глянул на уходящий столп дыма от сжигаемых палат, с ухмылкой посмотрел на тащимый силой семерых людей крест, а после опустил глаза на кузнеца, у коего остановил коня. Призрение сложилось в гримасу на его лице, а в ответ он получил безразличный взор простого ремесленника. Глаз он не опускал, сверлил взглядом то ли главного их, то ли обычного конника. Бес их разберет – все они на одно лицо, все были высокомерны, будто чем то лучше других, и все любили наживу. Выдавали положение в обществе мускулистый конь, что пыхтел после галопа, и надменность, с коей оглядывал он происходящее. Наездник долго не обращал внимания на кузнеца, но не вытерпел такой наглости от сидящего в грязи оборванца и развернул коня хвостом к нему. Слез, поправил кафтан и крикнул в сторону тех самых скоморохов на своем непонятном для русского люда языке.