Спустя час этого кровавого грабежа, всё поселение полыхало пламенем, которое переходило с одного дома на другой. Если кто-то и выжил в этой бесчестной бойне, то их так мало. Ужасно мало…
Когда насилие и мародёрство завершились, Крарстаак, вождь гремлинов, с яростью в глазах поднял меч и, не колеблясь, отрубил голову павшему вождю. Он насадил её на пику, как символ своей победы, и, обернувшись к своим соплеменникам, прокричал на языке гремлинов в честь триумфа. Его голос звучал над полем битвы, где мрак ночи смешивался с криками ликующих гремлинов. Они, словно дикие звери, плясали на трупах, не различая, чьи это тела – павших врагов или своих соплеменников. Но Крарстаак, на удивление, сдержал своё слово, отпустив пленных; обычно гремлины их убивают, насаживая головы на пики.
– Вы! Идите! Вон! – прокричал он на корявом языке арокандов, удивляясь, что помнит его. Когда-то он был в плену у орков, и это знание теперь служило ему на пользу.
Бывшие пленники, дрожащие от страха, бросились прочь, унося ноги. Им посчастливилось остаться в живых, ведь обычно гремлины не щадят никого.
Гремлины, словно обезумевшие и опьяневшие от этой победы, снова в один голос продолжили ликовать, при этом устраивая аморальные танцы на трупах павших, причём неважно, соплеменников или арокандов. Крарстаак, обуреваемый дикой радостью, сдержал своих сородичей, когда они вновь начали ликовать.
– Тихо! – приказал Крарстаак, подняв руку, и все умолкли. Его голос звучал уверенно, как никогда. – Гремлин глупый. Вождь умный. Гремлин, вождь, вместе – сила! Вместе помогать племя наш!
Гремлины, хоть и сдержанные, продолжили праздновать победу. Но времени у них немного; им надо уходить, ведь Крарстаак понимал, что орки вернутся.
Крарстаак оглядел поле битвы, его сердце колотилось от адреналина. Он чувствовал, как в его жилах бурлит энергия победы, но в то же время понимал, что за этой радостью скрывается тень. Он знал, что за каждым трупом стоит история, и что его племя не сможет избежать расплаты.
*****
Женщина бежала так быстро, как только могла. Казалось, что усталость на неё совсем не действует. Ужас, который она только недавно увидела, вырисовывался в её глазах. Её одежда, окрашенная кровью и вымокшая от пота и дождя, стала для неё достаточно тяжёлой, будто на ней были надеты доспехи. Она бежала всю ночь, до самого рассвета. Во время этого долгого побега, её сопровождал только ливень, шедший долгое время. Женщина всё время ощущала чувство, что за ней ведётся яростная погоня, поэтому она не жалела своих сил. Её ноги отказывали, а сама она готова была упасть на землю навзничь: силы были на исходе, а сердце колотилось как бешеное. Но женщина должна была бежать. Она должна была передать то, что случилось – и как можно скорее.