– Это да, Борода. Ты еще та заноза.
– У меня в армии прапор был. Я его так достал, что тот с катушек начал съезжать. Однажды спал дома. С женой. Приспичило. Вскочил в туалет. И сидит у ванной. Нервно курит. Жена его проснулась, спрашивает: «Чего сидишь, любимый? Чего свет не выключаешь?» А он ей говорит: «Жду, – говорит, – когда Борода в туалет сходит».
– Фига себе история.
– Ага. Я – тот еще геморрой. О, смотри, Катюха чешет. Вырядилась, стерва, как на парад.
Катюха работала сушильщицей – проверяла температуру и влажность в камерах, где доходил до нужной кондиции перед обжигом кирпич. Тридцатилетняя, имевшая уже взрослого сына, она тянула мальчишку одна и всегда давала достойный отпор похотливым соратникам по заводу. При этом иногда и сама закладывала за воротник, тяготясь своей непростой женской долей.
– Привет, Катюха, – крикнул ей Борода, когда та еще была далеко. – Беги быстрее, чмокну тебя в щечку.
– Борода, не выбешивай! Иди к черту, – ответила та, скривив рот.
– Да, – запыхтел театрально Петя, – будь со мной грубой, Катюха! Да!
– Дождешься, Борода, шмякну, чем потяжелее.
– Да, Катюха, так, продолжай.
Та отмахнулась и промолчала, спешно скрывшись за дверью кабинета сушильщиц.
В это время из-за угла в самом конце сушильных камер на рельсы вышел еще один загрузчик – Артем по кличке Крашеный. Теме, наверное, было около тридцати лет. Шею его украшала татуировка с какими-то иероглифами. Правая кисть руки была синей. Так бывает, когда пытаются спрятать ранее неудачно «набитый» рисунок. Выше к локтю были изображены какие-то зеленоватые мечи, птички, розочка. Все это «шкурное» творчество выдавало не просто отсутствие вкуса, но вызывало подозрение в адекватности персонажа. Крашеные волосы Артема были небрежно взъерошены. Большие глаза в воспаленных веках, прямой нос, невнятный подбородок, острый и хрупкий на вид. Обтягивающая майка с надписью «Анапа» видала лучшие времена: была основательно выцветшей и рваной. Возможно, была куплена до того, как ее обладатель отъел небольшой живот, стянутый по низу ремнем черных брюк.
Артема догнал Сева, который, видимо, пробежал несколько метров, чтобы поздороваться с товарищем. Издалека было видно, что Севка тяжело дышит. Он был плотно сбитым, почти полным юношей с недюжим здоровьем, которым наградила его природа. Сева работал на многоковшовом экскаваторе и подавал на конвейеры глину, из которой смена формовала кирпич. Часто, когда его старый и ветхий экскаватор выходил из строя, мальчишка брал в руки увесистую кувалду, которую называл «малышкой», и отстукивал ей погнувшиеся механизмы. Ковши крепились к цепи с помощью так называемых «пальцев», которые фиксировались шпонками. Конструкция грубая, требующая при ремонте большой физической выносливости. Но Сева орудовал кувалдой так, будто она невесомая.