Бас обвел взглядом комнату, остальные дети встретились с ним глазами. Все, даже совсем маленькие, ясно чувствовали, что случилось нечто ужасное. Но один лишь Бас понимал, что именно.
– А сейчас-то ты зачем ее выгоняешь? – уточнил он. – Время не то, чтобы девушке на улице быть. До утра ей нельзя остаться?
– Нет, – ответил Герхардт.
– Зря это он так, – вставила мать.
– Она уйдет сейчас же, – сказал Герхардт. – Нужно с этим покончить.
Бас стоял неподвижно, чувствуя, что выгонять Дженни ночью на улицу слишком жестоко, но его никак не обеспокоила мысль о собственной ответственности за то, что с ней случилось. Сказанное отцом о возрасте соблазнителя подтверждало – речь о Брандере, хотя ему даже не пришло в голову, что с Дженни могло что-то произойти в ночь его вызволения из тюрьмы. Бас смутно ощущал, что она угодила в весьма неприятный переплет, но не хотел для нее за это столь тяжкого наказания. Однако в нем не нашлось достаточно благородного великодушия, чтобы решиться на серьезный поступок.
– Когда она уходит? – уточнил он.
– Не знаю, – неуверенно вставила миссис Герхардт.
Бас продолжал оглядывать комнату, не двигаясь с места, пока миссис Герхардт, воспользовавшись тем, что муж отвернулся, не подтолкнула его в сторону входной двери. Смыслом этого ее жеста было: «Иди к ней! Иди же!»
Бас подчинился, вслед за чем миссис Герхардт также осмелилась оставить свою работу и последовать за ним. Дети на какое-то время задержались, но даже они один за другим ускользнули, оставив Герхардта одного. Решив наконец, что прошло уже достаточно времени, поднялся и он.
Дженни тем временем получала торопливые наставления от матери. Ей следует отправиться в какой-нибудь частный пансион и прислать адрес. Бас вместе с ней не выйдет, но ей нужно, отойдя немного по улице, подождать, пока он ее нагонит. Когда отца не будет дома, у матери, возможно, получится нанести визит, или Дженни сама заглянет домой. До тех пор никто ничего не предпринимает.
Не все указания еще были даны, когда вошел Герхардт.
– Она уходить собирается? – спросил он грубо.
– Да, – ответила миссис Герхардт, в первый и последний раз позволив себе дерзкий тон.
– Что за спешка? – поинтересовался Бас, но Герхардт нахмурился так сурово, что на большее он не осмелился. Дженни, одетая в свое единственное приличное платье и с чемоданом в руках, вышла наружу – хрупкий бледный цветок меланхоличного в соответствии с происходящим оттенка. В ее одухотворенных глазах читались глубокое сожаление и забота – вовсе не о себе самой. Там присутствовал страх, поскольку на ее долю выпало тяжкое испытание, но она была уже более женщиной, чем ребенком. Присутствовали также и сила любви, всепобеждающее терпение, властная сладость самопожертвования. Поцеловав на прощанье мать, она шагнула во тьму, сразу же хлынули слезы. Потом она взяла себя в руки и с этого мгновения начала новую жизнь.