О моем походе к директору хулиганы, видимо, не узнали. По крайней мере, меня за это не побили.
За неделю я так и не придумала, как себя защитить, поэтому в пятницу, холодея от ужаса, я покорно ждала своей участи. Не сопротивлялась, когда они срывали с меня портфель, и выдохнула с облегчением, когда, рассыпав по лестнице учебники и тетради, хулиганы удалились. На сегодня все кончилось! Если не сопротивляюсь, меня хотя бы не бьют. Максимум – обзываются и иногда толкают, проходя мимо. Это не страшно.
***
В субботу открывалась часовня, и я решила ее посетить.
С тех пор, как запретили религиозную пропаганду и заявления о превосходстве одной религии над другой, все чаще стали появляться святилища всех Богов. Там каждый мог молиться по правилам своей веры. В обрядах помогали жрецы, изучившие священные книги и каноны наиболее распространенных религий. Вот и в больнице была своя часовня, относящаяся ко всем верованиям сразу. Она располагалась на самом верхнем этаже, в центре здания. Там, где сходились все четыре корпуса. Однако в святилище, как и в кладовую, и буфет, нас пускали в разное время. Мы никогда не видели детей из других корпусов.
Внутри часовни царил полумрак, горели свечи и благовония. Кто-то читал какой-то священный текст, но понять, к какой вере он относится, без расписания было сложно. Я присоединилась к небольшой очереди в исповедальню. В детстве я частенько здесь бывала. Мне нравилось слушать древние легенды и описания жизни людей, умерших тысячелетия назад. Но потом я научилась читать, и мое внимание захватили книги.
Подошла моя очередь, и, нырнув под тяжелую занавеску, я оказалась в небольшой комнатке, в центре которой спинками друг к другу стояли два стула. На одном сидел жрец всех Богов в красном одеянии. Я мельком увидела ритуальные узоры на его щеке, прежде чем опуститься на стул. Сидение было жестким, деревянным.
– Какому Богу ты хочешь исповедаться, дочь моя? – голос у жреца был низкий и мягкий.
– Не знаю, – растерялась я. – Мне просто очень нужен чей-то совет. Сможет ли кто-то из Богов мне помочь?
– Слушаю тебя, дитя.
И я все ему рассказала: и про ограбление, и про унижения, и про равнодушие взрослых. Я не заметила, как по моим щекам полились слезы. Он молча слушал, изредка задавая вопросы.