– Значит сделаем так, сбежавшая невеста: ты сейчас пристегиваешься и мы переезжаем в Ростов.
– А мне какой с этого толк? Мне есть где ночевать. Я не нахожусь на грани гибели.
– Это ты пока что не находишься.
– В каком смысле?
– В том, что я опустошаю подселенцев. Зачем мне тебя оставлять в живых? Какой мне с этого толк?
Она задумалась. Сверля глазами заснеженную трассу, сбежавшая невеста кусала губы и тихо дышала. Но думать было не над чем. Она либо погибнет, либо останется в живых, но с новым образом жизни. И с перспективой стать бойцом, сражающимся за мою правду.
– На долго? – спросила она.
– Пока не знаю. Вероятно, да.
– А где я остановлюсь?
Теперь задумался я. Мне и самому не было известно, где я жил. Копошась в памяти своей проекции, мне доводилось наблюдать множество фрагментов собственного присутствия в разных жилых помещениях, но ни один из них не вызывал во мне эмоций. Понимая, что мои изыскания могут длиться не один час, я решил отложить вопрос собственного жилья до встречи с Юлей. Она это уж точно должна была знать.
– Не знаю, – ответил ей. – Мне бы понять, где жить самому.
– Тогда как мы поедем?
– С большим интересом от неопределенного будущего! – весело бросил и, вернув серьезный тон, спросил: – Ну ты же собиралась ехать в Ростов? Где ты хотела остановиться?
– У того, с кем бы провела ночь, – подняв глаза в потолок, медленно произнесла она, словно заученный текст. – В данном случае – у тебя. А утром вернулась бы назад.
– С таким подходом ты бы в Ростове не затерялась.
– Я нигде не затеряюсь, – наигранно отмахнулась она. – На ваш век выпало слишком много малодушия и невежества. Мужчины, которых после войны и так по пальцам можно пересчитать, теряют голову от женской заинтересованности в их адрес. Они уязвимы из-за того, что чувствуют себя неуверенно рядом с нами, боятся отказа, оттого совершенно не мужественны. Поэтому я чувствую себя как рыба в воде. При желании, я преспокойно могу выпросить кров, одежду или что-то еще. Но у меня нет никакой жажды, кроме воды и энергии…
– Ладно, исповедь я еще успею послушать, – сказал, прервав ее бесполезные умозаключения, приправленные сострадальческим тоном, – нам плестись по снежным дюнам еще час точно.
Она кивнула и я нажал на педаль. Машина захлебывалась, буксуя по сугробам, словно противясь мне. Но я, помня опыт прошлых проекций, хоть и не без труда, совладал с ее нежеланием нормально ехать. Держась крепко за руль, я поочередно задавался вопросами, как в подобных погодных условиях можно преодолевать сотни километров и какого черта никто не почистил дорогу. Но, учитывая, что ответственные за уборку снега люди в тех проекциях, которые мне довелось посетить, питали страсть к дорогам совершенно иного толка, второй вопрос отпадал сам по себе.