Это место было самой настоящей преисподней – не только из-за удушающей жары, но и потому, что воздух был полон пыли, а удушающий запах пота и мочи бил в нос, как железный молот.
– Господи…
– Я же предупреждал, – сказал казах. – Это не похоже ни на одну шахту, что вам доводилось видеть. Но клянусь, это единственный способ добыть этот ускользающий ублюдок, который никогда не залегает пластами, а рассеян в земле, перемешан с вольфрамитом и касситеритом.
Марсель жестом указал на людей, работающих в нечеловеческих условиях.
– Сколько им платят?
– Один евро.
– В час?
– Вы с ума сошли? В день.
Во второй половине дня, после того как они объехали озеро и проехали около тридцати километров на дряхлом грузовике, который, казалось, специально находил все ямы на узкой дороге из красной земли, они пересекли ручей, воды которого доходили до осей, и оказались на обширной равнине. Здесь деревья вырвали с корнем с помощью динамита.
Почти все «шахтёры» были подростками, почти детьми. Они вползали на четвереньках в узкие дыры, вырытые в склонах холмов, рискуя быть погребёнными заживо под обвалами, ведь хлипкие штольни не имели никакой опоры.
Покрытые пылью, исхудавшие, с воспалёнными глазами, они походили на армию призраков, которые несколько мгновений рассматривали прибывших, будто те явились с другой планеты.
И, возможно, так оно и было, ведь этот мир казался чужим, словно с далёкой звезды.
– А эти сколько получают? – спросил Марсель Валери.
– Двадцать центов.
– Двадцать центов за риск умереть там внутри? – ужаснулся он.
– Никто их не заставляет.
– Вы уверены?
– Достаточно.
– Каков уровень смертности?
– В среднем от пяти до семи погибших в месяц. Но у этой работы есть одно преимущество – хоронить их не нужно. Если кто-то остаётся под завалом, просто ставят крест и дело с концом.
– Жестоко, но практично, – тихо заметил бельгиец.
Долгое время он молча изучал всё вокруг, затем достал из кармана насквозь пропитанной потом рубашки маленький калькулятор, быстро что-то вычислил под пристальным взглядом казаха и наконец сказал, как будто невзначай:
– Тридцать миллионов – и никаких торгов.
– Евро? – недоверчиво переспросил тот.
– Евро.
– Сделка!