– Доволен? – прошептал он в воздух, и масляная краска вдруг пахла полынью, как в ту ночь, когда он впервые взял кисть.
Ответом стал ветер, сорвавший со стола эскиз. Александр поймал его, увидев на обороте детский рисунок, который считал утерянным. Сжал в кулаке. Не знал – благодарить или рвать.
– —
Лиза разбила ракушку. Той самой, что годами лежала на полке, напоминая о море, в которое она так и не решилась нырнуть. Осколки блестели на полу, как слезы.
– Довольно! – крикнула она в пустоту. – Не ты решаешь, что мне помнить!
Но когда наклонилась собрать черепки, в них отразилось её лицо – не нынешнее, замкнутое, а то, детское, смеющееся под дождём. Она замерла, держа осколок у горла. Вдруг поняла: ракушка не звала её к морю. Она напоминала, что море есть «в ней».
– —
Марк увидел его в окне небоскрёба. Отражение – не его, а кого-то другого – мелькнуло за спиной, когда он подписывал чек для фонда. В стекле, искажённом дождём, проступили цифры: сумма, равная цене маминого лекарства. Той самой, которую он не смог собрать когда-то.
– Ты… это ты? – он коснулся стекла.
Отражение не ответило. Но на столе замигал свет – старый настольный календарь, который он давно не замечал. На сегодняшней дате было написано: «День, когда ты перестал считать».
– —
Анна писала стихотворение, когда лампа погасла. В темноте по комнате поползли блики – будто кто-то водил фонарём по стенам. Они складывались в строфы, которых не хватало.
– Не надо! – она накрыла страницу ладонью. – Это «мои» слова.
Свет угас. Но когда она зажгла свечу, увидела, что чернила на бумаге светятся. Не её почерк. Не её язык. Всего два слова:
«Прости. Гордись».
– —
Совет Теней.
Духовник стоял на крыше, где ветер срывал с него слои, как осенние листья. Рядом материализовался Тёмный Проводник, приняв облик юноши в плаще из птичьих перьев.
– Они ненавидят тебя, – засмеялся он. – Ты дал им надежду, а она жжёт сильнее отчаяния.
Духовник посмотрел вниз, где город мерцал, как разбитое зеркало. В каждом осколке – чья-то жизнь. Чей-то выбор.
– Они имеют право, – сказал он. – Даже на ненависть.
Тень юноши растаяла, оставив после себя перо. Духовник воткнул его в трещину на парапете. Через неделю здесь свила гнездо ворона.