– они устраивали строгий осмотр, оценивая нас с головы до ног, как товар на рынке. Потом кого-то отбирали в служанки, няни, поварихи или помощницы в хозяйства зажиточных господ.
До моего восемнадцатого дня рождения оставалось совсем немного, и я знала, что не хочу участвовать в отборе. Мысли о побеге засели в голове давно, но пока чёткого плана не было – я решила, что буду действовать по обстоятельствам, как только представится шанс.
– Пошустрее, ребята! Рыба после такого шторма должна здорово клевать.
Рыболовы как всегда спешили к своим лодкам, не страшась промокнуть до нитки.
Ветер набирал обороты. Я натянула капюшон пониже и прибавила шагу. Скорее всего, в приюте уже хватились – воспитательницы не одобряли мои утренние забеги, хотя и не запрещали их. Может, понимали, что не все способны мириться с однообразием здешнего распорядка.
Я остановилась у большого валуна – всегда останавливалась здесь, чтобы перевести дыхание и отдышаться. К тому времени лодка рыбаков уже скрылась за серой пеленой дождя, который начинал частить, брызги кололи лицо. Под ногами раскинулись россыпи ракушек нежно-розового оттенка, с редкими зелёными прожилками слюды. Я любила собирать такие камешки и раковины. Из них выходили неплохие бусы и браслеты, а иногда украшала ими столешницы или мелкие рисунки. Вещи, которые хоть немного придавали яркости этому мрачному берегу. Что-то мягкое и тёплое коснулось моей руки. Я обернулась – возле меня стояла знакомая морда старого пса. Его добрые глаза смотрели внимательно, будто он тоже заметил, что шторм начался всерьёз.
– Привет, Джаред, – поприветствовала я своего давнего друга. Пёс дружелюбно завилял хвостом.
Наше знакомство состоялось ещё в моём детстве – Джаред обитал возле самой пристани, где я часто его подкармливала. Сегодня в кармане лежала для него небольшая вяленая рыбина, которую я с утра стащила у ворчливой торговки на рынке. Я потрепала пса за ухом и оставила, чтобы он спокойно позавтракал, а сама двинулась к приюту. В этот раз прогулка затянулась, и я понимала, что, пожалуй, пора возвращаться, прежде чем кто-то всерьёз захочет меня искать.
Вдали, там, где узкий мыс врезался в серое море, виднелся наш приют – старый, трёхэтажный деревянный дом с широкими зарешеченными окнами. Его стены давно потемнели от дождей и ветров, доски кое-где прогнулись от времени, особенно на задней стороне здания, где их заменили на другие, отличавшиеся по цвету, словно заплатки на старой одежде. Приют был обнесён невысоким частоколом, а во дворе громоздились старые лодки, прорванные сети и прочий рыбацкий хлам. Ветер хлестал по ставням, которые гулко били о стены, сливаясь в грозовую симфонию с шумом прибоя и завыванием бури. Флюгер на крыше крутился неистово, как будто и его затянула эта безумная пляска стихии. Возле двери на верёвках висело бельё, бесполезно развешанное для просушки – теперь оно насквозь промокло и колыхалось под порывами ветра, как пойманные в сети рыбины. Я решила обойти главный вход – сегодня не хотелось лишних нравоучений и недовольных взглядов. Проходя под окнами первого этажа, заметила, как в комнате настоятельницы дрогнули шторы. Меня заметили. Решила не тратить время на оправдания и уверенно направилась к задней двери. С крыши сорвались крупные капли и тяжело обрушились на меня, стекая по козырьку крыльца ледяными струями.