Кому-то это удавалось без последствий, кому-то не везло, и они попадали в «лишки», то есть лишались увольнения в город в свободное время или получали внеочередное назначение в дневальные. Не миновал сего и новоиспечённый юнкер Яковлев. Но постепенно большинство младших юнкеров как-то пообвыклись и по окончании первого года обучения, сдачи экзаменов и месяца лагерных сборов на Ходынском поле Москвы, были отправлены по домам в отпуска.
Домой Андрей Яковлев добирался с нескрываемым чувством радости. Радости от предстоящей встречи с родителями, встречи с пусть и неказистым, но ставшим вдали таким милым родным поместьем, радости от солнца, травы и деревьев. Радости, что всë наладилось с учёбой и можно, не стыдясь рассказывать об успехах всем знакомым. Все вокруг для Андрея было прекрасно, и будет прекрасно и сейчас, и всегда, потому что просто иначе быть не может.
Дома его встретил только отец и прислуга. Мать выйти не смогла. Из еë спальни по дому распространялся запах камфоры, которой уездный лекарь, мешая с селитрой, пытался остановить желудочные кровотечения. Помогало мало, так же, как и горячие припарки на живот. Больше всего облегчение давало молоко, но кровотечение оно остановить не могло. Оказывается, мать угасала уже несколько недель, но в письмах, которые получал Андрей в училище из дома, мать скрывала о болезни, чтобы не волновать сына, которому как она понимала и так нелегко даётся новая жизнь.
Быть возле себя, несмотря на увещевания сына, мать особо не разрешала, ссылаясь на то, что ей не хочется, чтобы еë беспокоили. Поэтому посещения больной родными были в основном краткими. Постоянно рядом больная терпела только меняющихся сиделок. В середине июля, оставшись с сыном один на один она завела краткий разговор:
– Чувствую, сынок, умру я скоро. Ты не спорь и не пытайся меня успокаивать. Что поделать: так уж суждено, что оставляю тебя, милый. Но ты не сокрушайся, живи ради меня как должно. Мне же оттуда радостно будет видеть, что у тебя всë хорошо. Будь только честен и даст Бог счастье к тебе со временем придëт. Отца береги. Я же вижу, что он сам не свой ходит. Его лишний раз пожалей, а меня жалеть… что уж, если так Господу угодно. Я его благодарю за всë: за то, что дал мне тебя и за годы с прожитые с твоим отцом. Жалею только, что не увижу тебя офицером. Ну вот и всë, что мне хотелось тебе сказать. Ступай, отдохнуть мне нужно. Я теперь и от разговоров устаю.