В общем и целом, Борис Степанович поскорбел – недолго, впрочем – по оставившей его жене и поскучал – подольше, чем о жене – о новоприобретенной и тут же потерянной любовнице, но скоро утешился, обратив взор на инженера-конструктора Галочку, постоянно находившуюся в состоянии перманентного развода с мужем.
Так что сказать, что завод никогда не видел роковой преступной любви, нельзя, но то, что произошло в этот раз, было уж совсем за гранью…
Началось с того, что на завод пригласили работать какую-то совершенно необычную женщину сорока с небольшим лет, с седыми (перец с солью) волосами, но тоненькую, маленькую, похожую на подростка. Взяли ее сразу заместителем директора. Про прошлую трудовую жизнь ее, про какие-то спортивные достижения ходили интересные слухи, больше похожие на выдумку, только вот менеджер по персоналу слухи эти подтверждала положительно, ссылаясь на трудовую книжку новой сотрудницы. Говорили тоже, что у них с мужем собственное дело, но мужа она вроде бы наладила за попытку просочиться в медные трубы без мыла и отправила вместе с «делом» в другой город.
Звали ее Алла Александровна. На работу она приходила в джинсах, или в коротеньких джинсовых юбках, или в джинсовых же сарафанах и белых батистовых рубашках, и лишь иногда – в официальных случаях – переодевалась в английский костюм из дорогой серой шерсти. Она всегда носила обувь на высоких каблуках, так и ходила весь рабочий день по цехам, по складу, по офису, и женщины удивлялись, как она выдерживает. Алла Александровна подкрашивала длинные ресницы и насмешливо сложенные губы, но макияж был легким, едва заметным. Летом от нее пахло духами Кензо, а зимой – исключительно Синим Испаханом. Она была другая, мужчины это поняли и подобрались, а женщины насторожились. Но Аллу Александровну это не касалось, ее интересовала только работа, цеха и продукция.
Многие не любили ее откровенно, но побаивались и на рожон не лезли. Почти все. И только договорной отдел во главе с начальником Верой Кузьминичной никак не мог сесть ровно на попу и простить Алле Александровне сам факт ее существования.
Сама-то Вера Кузьминична, сорокалетняя и вся уже обвисшая бабешка, родом из деревни и по-деревенски наглая, в открытую войну с Аллой Александровной не вступала (да и о чем было воевать?), но подчиненных своих дрочила против ненавистной Аллы так, что те брызгали ядом, едва завидев ее на пороге отдела. Первой, как правило, начинала менеджер Сонечка, тридцатипятилетняя девственница, тощая, в очечках, страдающая мизофобией в последней стадии. Наморщив узенький лобик и всколыхнув неимоверным усилием остатки мякины в своей небольшой, покрытой рыжим пухом, черепушке, она спрашивала: