– Мам, можно ему? – Сара потянула мать за рукав, показывая на мальчишку.
Женщина взглянула на его стоптанные ботинки, на пуговицы из старых микросхем, пришитые к комбинезону вместо украшений, затем прощупала мешочек с хронопылью, немного помолчала и кивнула:
– Для этого оно и нужно, дорогая.
Она достала новую банку, встряхнула, и термопленка скафандра зашипела, выпуская облако морозного пара.
– Твоя очередь, – Они вышли на улицу, и женщина протянула мальчику ложку, сделанную из обломка антенны. – Думай о самом сладком, что помнишь.
Мальчишка сгреб шарик и сунул в рот. Его глаза расширились:
– Это… это ж бабушкин пирог! С вишнями из ее сада! – он засмеялся, и вдруг над банкой возникла голограмма. Седая женщина в фартуке, помешивающая дымящийся чан.
– Хроночастицы вытянули это из твоей памяти, – объяснила женщина, поправляя чип на банке. – Они находят то, что спрятано глубоко внутри.
К ним потянулись другие. Старик с фотографией взял шарик дрожащими пальцами. Когда он положил его на язык, голограмма сына-шахтера обняла его. Это был призрак в заляпанной углем робе. Старик зарыдал, но это были слезы, от которых сердце, способное любить, находит умиротворение.
Девушка с кибер-рукой выхватила банку, не дожидаясь очереди. Ее шарик стал черным, как космос, и взорвался вкусом запретного кофе, который пили на орбитальных станциях до эры синтетиков.
– Я.… я же клялась, что это лишь сон, – прошептала она, а ее имплант замигал, проецируя карту забытых звездных маршрутов.
– Мам, смотри! – Сара указала на женщину с младенцем. Та осторожно обмакнула палец в мороженое и коснулась губ ребенка. Малыш засмеялся, а вокруг его коляски расцвели голограммы бабочек. Синих, как небо, которого никто здесь не видел.
Женщина не успевала наполнять банки. Она высыпала последнюю щепотку хронопыли в коробку, и шарики стали множиться сами, впитывая желания толпы:
Сара вертелась между людьми, раздавая мороженое, как волшебный пропуск в прошлое. Каждый шарик становился искрой, зажигавшей глаза.
– Ты как… как Элиас, – пробормотал мальчишка, слизывая последние капли с банки. – Только вместо Луны – мороженка.
Женщина рассмеялась, обнимая дочь. Шрам-спираль на ее запястье светился, как маяк.
– Он носил Луну, а мы носим память. И иногда… – она подмигнула Саре, – это вкуснее.