Почти час ушёл на то, чтобы взять только личные документы и пару памятных сувениров. Закрыв дверь кабинета, Николь на секунду замерла, глядя на табличку «Доктор Н. Райли, психолог». Потом, собравшись с духом, пошла по коридору к выходу. Спасением было то, что большинство сотрудников ещё занимались пациентами и никто не останавливал её расспросами.
На улице шёл дождь. Серое небо словно отражало её внутреннее состояние. Девушка остановилась под козырьком, чтобы не попасть под ливень, и набрала номер такси через приложение. Пока оно ехало, она, пытаясь хоть чуть-чуть отвлечься, взглянула на телефон. Там была пропущенная голосовая почта от Адама Хикли – юриста клиники, с которым Николь недавно пересекалась по поводу оформления некоторых документов. Он, вероятно, хотел обсудить детали её «временного отстранения». Но сейчас Николь не могла говорить об этом. Она выключила звук, надеясь, что на время избавится от юридической рутины.
Такси подъехало, и девушка направилась в свою квартиру. Пока машина пробиралась через пробки, в голову лезли болезненные мысли. «Как жить дальше? Где теперь работать? Дойдет ли дело до суда? Что, если меня вообще лишат лицензии?» Мелкий дождь барабанил по стёклам, а водитель, пожилой мужчина, время от времени бросал на Николь короткие взгляды, словно хотел завязать разговор, но не решался. И девушка была благодарна этому молчанию.
Вскоре она оказалась у себя дома – небольшая, но уютная квартира в тихом районе. Здесь всё казалось привычным: синие шторы на окнах, полки с научными книгами, мягкий серый диван. Оставив коробку с вещами в коридоре, Николь скинула промокший плащ, закрыла входную дверь и, не включая свет, опустилась на диван. Слёзы подступили к горлу, но заплакать никак не получалось. Она просто сидела в темноте, чувствуя, как внутри бушует ураган чувств, а снаружи всё выглядит мертвенно спокойно.
Она поймала себя на мысли, что вспомнила слова Джона: «Тени зовут меня… держитесь подальше, они опасны». Николь вдруг захотелось открыть ноутбук и найти хоть что-то: статьи, форумы, упоминания «теней», которые могут склонять людей к суициду. Но ощущение глобального бессилия удержало её. Она понимала, что у кого-то это может оказаться метафорой, у кого-то – параноидальной иллюзией. «Тени»… По сути, любой кошмар можно назвать тенью. Но почему он написал это перед смертью? Может, действительно, за этим что-то кроется?