Маяковский любил острить. Вне острот его не существовало…
Острил он плакатно и подчас грубовато.
Вадим Шершеневич
И в то же время Маяковский не был «остряком», то есть человеком, от которого всегда в первую очередь ждут шуток. В обществе он держал себя Командором, как назвал его Валентин Катаев в книге воспоминаний «Алмазный мой венец». «Никогда не хохотал», по замечанию Лили Брик, был обычно спокоен, даже когда весел, шутил всегда с серьезным лицом и учил этому других (последнее, впрочем, азбука для любого остряка).
Когда гости уходят, Маяковский нравоучительно, «как старший товарищ, неглупый и чуткий», говорил мне:
– Первое дело, если вы придумали что-нибудь смешное, никогда не гогочите, рассказывая. Отхохочитесь всласть дома, а на люди выходите с каменным лицом, не проронив улыбки. И благодарные люди вознаградят вас самым сочным смехом.
Василий Катанян
Остроты давали ему власть одобрять и осуждать, оставлять за собой последнее слово. Еще до революции, по воспоминаниям Екатерины Барковой, посетители кафе, где выступал Маяковский, «прямо с ножами на него бросались. Это вызывалось его бесконечными остротами. Маяковского ведь трудно было переострить».
Вошел к парикмахеру, сказал – спокойный:
«Будьте добры, причешите мне уши».
Гладкий парикмахер сразу стал хвойный,
лицо вытянулось, как у груши.
«Сумасшедший!
Рыжий!» —
запрыгали
слова…
«Ничего не понимают» (1913)
Вообще следует различать остроумие и острословие. Острословие, как показывает само название, – именно разновидность игры со словом, сближение похоже звучащих слов или разложение слов на составляющие. Остроумие – «сближение идей далековатых», как говорил Ломоносов, когда подмечаются и выражаются неприметные свойства самой действительности. Остроумие не обязательно бывает комическим. Гипотезы, приводящие к научным открытиям, – не что иное, как плоды остроумия.
В стихах, даже самых серьезных, Маяковский почти всегда острослов. Его способность каламбурить в самые патетические моменты смущала и даже возмущала. С недоумением о ней, например, писал Корней Чуковский: «…потому что его пафос – не из сердца, потому что каждый его крик – головной, сочиненный, потому что вся его пламенность – деланная». Многим и сейчас непривычно, что искренность совместима с обделкой слов. А между тем и далекие люди, как Шершеневич, и очень близкие, как Лиля Брик, отмечали, что эмоция в нем всегда доминировала над рассудком.