Пушкин. Болдино. Карантин. Хроника самоизоляции 1830 года - страница 3

Шрифт
Интервал


Пока не грянула самоизоляция.

Экстраординарная ситуация, самим Пушкиным не только пережитая, но и сразу же воспетая («Всё, всё, что гибелью грозит, / Для сердца смертного таит / Неизъяснимы наслажденья – / Бессмертья, может быть, залог!»), не могла не задать особый настрой.

«В кризис открывается окно возможностей», – говорят во всем мире мотивационные спикеры. «Всякий карантин может обернуться Болдинской осенью», – говорим мы в России. И действительно – если разобраться, это же просто удивительно, как краткая и сугубо хозяйственная поездка в нижегородское имение осенью 1830 года неожиданно стала для 31-летнего Пушкина трехмесячной «творческой командировкой». Как мы помним, с 5 сентября по 1 декабря 1830 года был дописан «Онегин», написаны «Маленькие трагедии» и новаторские (для самого Пушкина и для всей русской литературы) «Повести Белкина», поэма «Домик в Коломне», не говоря про несколько десятков лирических стихотворений. Благодаря чему Болдинская осень вошла в историю как наивысший взлет гения в расцвете сил.

А еще Пушкин писал письма. До нас дошло 19 писем разным корреспондентам – в первую очередь, разумеется, невесте – m-lle Гончаровой, 18-летней Наташе. Но также друзьям и коллегам, в которых он придерживался слога, прямо сказать, неформального. И в нашем распоряжении теперь оказалось что-то вроде переписки в социальной сети, по которому мы можем восстановить: чем именно занимался Пушкин в свою Болдинскую осень? Как она оказалась – Болдинской?

Письма Пушкина и дают понять – как.

«Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная», – писал сам Пушкин. Но мало того: «Вследствие исключительных условий, под влиянием которых эти письма были начертаны, они бросают яркий свет на самый характер Пушкина и дают ключ ко многим последовавшим событиям его жизни», – отзывался уже о его письмах Тургенев.

Еще бы!

Нам сейчас кажется порой, что Пушкину все шло на пользу. Что он мог, как его же собственный Самозванец, самонадеянно воскликнуть: «Всё за меня: и люди и судьба!» Но внимательно почитав эти письма, понимаешь: наблюдение, что человек сам прокладывает свою судьбу, равно справедливо и в эпоху гусиных перьев, и в эпоху соцсетей.

А что, кстати, насчет эпохи соцсетей?

Во время карантина Павел Басинский разослал коллегам-писателям анкету. Содержащую, в частности, вопрос: