Граф Ростопчин. История незаурядного генерал-губернатора Москвы - страница 13

Шрифт
Интервал


С самого начала военно-политическое руководство понимало, что разгромить армию вторжения в генеральном сражении не удастся. Избранная тактика отступления была единственно верной, ибо вынуждала Наполеона растягивать коммуникации, отвлекая силы на их обеспечение. Но, втягивая Бонапарта вглубь страны, параллельно этой стратегии была применена тактика выжженной земли. Своей! Реальностью она стала уже в Смоленске. Императору такая стратегия и тактика популярности не прибавляла, поэтому для её реализации был избран человек с пятым пунктом. Если кто забыл, в советских анкетах под этим пунктом фиксировалась национальность. Лукавый властитель осознавал что делал, когда возложил ответственность за сдачу огромных территорий врагу на Барклая, полководца с нерусской фамилией. Бог не имеет национальности. Племенной припиской обладают лишь языческие боги, отличающиеся подозрительностью к чужакам, ревниво охраняющие свою территорию. Такие боги требуют ритуальных жертв и подтверждают своё вмешательство в земные дела чудесными знамениями. Политической жертвой, принесённой на алтарь отечества, стал Барклай, которого Пушкин справедливо считал тем, кто отвёл грозу двенадцатого года. Кутузов, в сущности, лишь продолжил его линию, доведя её до логической точки, сдав Москву.

Свои отношения с русским богом прагматически точно выстраивал Ростопчин, который работал непосредственно на земле. Не берусь рассуждать о такой тонкой трудноуловимой материи, как народный дух, но психологию толпы генерал-губернатор чутко улавливал и искусно манипулировал её страстями и фобиями в целях поддержания порядка в прифронтовом городе и патриотического настроя у его жителей. Во всяком случае, паники, что случилась в Москве 16 октября 1941 года, он не допустил. Вести с фронта все тревожнее, победа при Бородине выглядит сомнительно. Для успокоения масс используется доброе предзнаменование: запутавшийся в веревках сокол (символ супостата Бонапарта), повисший кверху когтями на кресте православной церкви. Этот сюжет получает немедленное отражение в афишках и будет передаваться из уст в уста.

Ритуальная жертва? Пожалуйста. Ей в последний момент станет купеческий сын Верещагин, а в глобальном историческом контексте – сожженная, но не покорённая Москва. «Напрасно ждал Наполеон… Москвы коленопреклоненной». И далее по тексту М.Ю. Лермонтова. Впрочем, между обеими, на первый взгляд, несопоставимыми жертвами прослеживается нерасторжимая связь.