– Уголь, уголь, уголёк, филин-филин, шило-дым…
– Любезный, – Зыков поймал крикуна за рукав, – ты у проруби сегодня утром был?
– Перья – перья, шило – дым, – еле слышно выдавил из себя Семён Митрич и захныкал.
– Любезный! – аж топнул ногой от нетерпения квартальный надзиратель, пытаясь получить ответ на поставленный им вопрос, но вместо ответа юродивый зарыдал в голос. С подвываниями зарыдал…
Зыков намеревался ещё раз ногой топнуть, но тут случилось невообразимое. Неизвестно откуда – то ли из-за печки, то ли из-за двери, а, может, даже и из-под лавки прискакали в кухню с десяток баб. Прискакали – да давай безобразничать: кричат, визжат и квартального с будочником к двери толкают. Зыков хотел в сей же миг власть да волю проявить, но где там…
– Не позволим Семёна Митрича забижать! – орут бабы и всё настырнее толкают незваных гостей к порогу. – Ироды, на блаженного напали! К градоначальнику пойдём! Митрополиту жаловаться будем! Не дадим забижать!
– Да я вас всех! – ругался Зыков уже на улице. – На квартального надзирателя! Нечаев! Собирай всех сторожей! Я сейчас этот курятник – в хвост и в гриву!
– Не связывайся с ними, выше благородие, – старался успокоить надзирателя Нечаев. – Недаром, ведь, говорят: где сатана не справится, так туда бабу пошлёт. Они на всю Москву сумятицу поднимут. Да и, по чести сказать, не скажет нам ничего Семён Митрич… Блаженный он…
– А что ты сразу не сказал, что пустое дело идти к этому Митричу, – строго глянул на будочника Зыков. – Только время потеряли…
– Так-то оно так, – вздохнул будочник, – ничего Семён Митрич напрямую не скажет, но к словам его непременно прислушаться надо.
– Чего?
– А вот чего, – Нечаев поднял вверх указательный палец. – Как-то пришла к нему купчиха с Рогожской заставы посоветоваться насчёт замужества дочери. Дескать, поведай святой человек: достойный жених к дочке посватался или видимость одна? Спросила и ответа ждёт, а Семён Митрич заладил одно и то же: доски, доски, доски, доски… «Какие доски, – спрашивает купчиха. – Не знаем мы никаких досок, бархатом мы торгуем». А он опять за своё: доски, доски… Вот… Через несколько дней дочь купчихи и померла…
– А причём здесь доски? – Исидор Ильич с немалой толикой удивления во взоре глянул на будочкика.
– Как причём? – развёл тот руками. – Гроб-то из досок делают. Вот так вот.