Так началось их первое знакомство – почти случайное, наполненное звуками чайной церемонии и далёким шёпотом ветра. Он рассеивал лепестки сакуры по саду, и даже в эти короткие мгновения рождалось нечто хрупкое: может быть, доверие, может быть, осознание своей хрупкости перед лицом традиций. А может, уже тогда между ними пробежала искра.
Возникает вопрос: «Почему именно в этот день и этот час они встретились?» Постмодернистский взгляд подсказывает – возможно, это просто игра текста, что-то вроде банального «здесь и сейчас», магического совпадения, без которого не случается ни один любовный роман. И пусть так. Но мы примем условия игры и последуем за ними дальше.
Зов музыки и печать одиночества
После церемонии Кадзуо, задержавшись в уголке чайного дома, аккуратно вынул из футляра гитару. Инструмент был не японский сямисэн или кокю, а классическая гитара с полированным корпусом. Он провёл пальцами по струнам, чуть настроил их и извлёк негромкие, почти неуверенные аккорды.
– Сыграешь что-нибудь? – спросила Ёко, которая уединённо стояла у дальнего столика, стирая с lacquerware-тарелки следы расплавившегося десерта.
– Ещё не знаю, – улыбнулся Кадзуо, – боюсь нарушить тишину, но и слишком хочется поделиться…
Он начал играть простую мелодию. Складывалось впечатление, что мелодия рождается на глазах у слушателей и вместе с тем принадлежит сотням лет звуковых традиций – так тонко она сочетала печаль и мягкую радость. Музыка, накладываясь на аромат чая и цветущую сакуру, обретала особую глубину. Казалось, каждая нота напоминала: жизнь быстротечна, но сколь прекрасен каждый её миг.
Бабушка Хикари, обожавшая красивые звуки, вышла на крыльцо, прислушиваясь. Несколько посетителей прервали разговоры, обернулись. А у Ёко внутри что-то перевернулось. Словно эти аккорды были частью её собственной истории, но почему-то ей неведомой. Её мысли уносились куда-то в далёкие снега её памяти, где она видела себя ребёнком, держащим в руках каллиграфическую кисть и выводящим каракули, которые никак не складывались в иероглифы.
Когда песня кончилась, повисла едва уловимая тишина. И в этой тишине воздух стал другим – чуть более пронзительным, более живым.
– Спасибо, – прошептала Ёко. – Это было очень… искренне.
– Рад, что тебе понравилось. Я постоянно чувствую, что что-то теряю, когда играю. Словно меня уносит прочь, и я не могу вернуться.