Правь - страница 21

Шрифт
Интервал


– Дай мне свой плащ.

– Он весь мокрый.

– Тогда снимай. Простынешь.

Яцек послушно снял плащ и занялся дровами для печи.

– Ты даже не спросишь, что произошло? Тебе все равно?

На последних словах голос дрогнул, и матушка почти заплакала.

Я знаю, что произошло, матушка. Бедная девчонка была готова на любую работу за пару монет. Что угодно, чтобы пережить эту зиму, но ты довела ее своими истериками. Нисколько не злюсь на девчонку и не буду ее искать.

– Конечно, мне интересно. Я просто стараюсь быстрее согреть комнату.

Старуха фыркнула.

– Мне нужно в туалет.

– Сейчас! – подскочил Яцек.

Он принес ей деревянное блюдо, усадил на него мать и сам отошел в другой угол комнаты. Он всегда так делал, словно у него там появилось срочное дело.

В комнате запахло мочой.

– Где ты там?

– Иду…

Яцек избавился от содержимого и вернулся в комнату, разжег огонь в печи и сел за стол у котелка.

Он поймал недовольный взгляд матери. Виновато опустил глаза.

– Почему ты прогнала хожалку?

– Эта змея обворовывала нас.

– У нас и взять-то нечего, – обвел он рукой скудно обставленную комнату.

– Морковь для похлебки. Она сожрала ее, пока я задремала.

Яцек ничего не ответил и взялся нарезать репу.

– Что от тебя хотели на холме? Расскажи! – спросила матушка. Яцек тихонько выдохнул. Он ждал этого вопроса.

– Патриарх дал мне задание, – ответил он и застучал ножом по столешнице, кромсая репу.

– Яцек! – сказала матушка резко. Она всегда использовала такой тон, чтобы ругать его. – Ты прекрасно понимаешь, почему я волнуюсь. Так что будь добр! Объясни: что хотели от тебя на холме.

Еще один длинный выдох.

– Да, матушка. Извини. – Он отложил нож и сгреб репу в казан. – Патриарх объявил войну иноверцам. Какие-то сектанты. Поклоняются своему новому писанию.

– Именем Творца тебя молю, будь осторожен. Твой отец так и пропал.

– Знаю, матушка.

Знаю! Слышал эту историю с детства чаще, чем все дети сказ о богатыре и волке.

– Ты никогда меня не поймешь, пока у тебя не появятся свои дети. Пока ты не потеряешь кого-то тебе дорогого. Я любила твоего отца больше всего на свете.

Ну начинается… Яцек поднялся со скамьи и подставил свои бока теплому воздуху у очага.

– Тебе тогда было девять лет. Ты и сам помнишь, как я горевала. Ходила на Белый холм, просила впустить меня.

Он помнил только, как она рыдала целыми днями, а все дни Яцек проводил в школе инквизиции. И там он сам обливался слезами от тренировок у мастера Коловрата. Прошло сорок лет, а Яцек до сих пор с отвращением вспоминал тренировки.