Глядя в след, поймал себя на мысли, что смотрю уже в никуда.
Постояв с минуту, вернулся в парк, присел на лавочку и задумался:
– о пустых прилавках в советских магазинах,
– о табачных бунтах в Москве,
– об очередях за туалетной бумагой,
– о драках в вино-водочных отделах,
– о номерах на людских ладонях,
– о таксистах, которым без двух счетчиков не по пути,
– о "Гвардейской Славе" и дубовом паркете,
– о маргиналах и люмпенах, взрощенных за семьдесят лет советской власти,
– о написанном Достоевским: Бедность не порок, нищета – порок,
– о предках, ограбленных и вывезенных после революции в Сибирь, брошенных там в глухом лесу,
– о детдомовском детстве отца и детском голоде матери.
Я не мог понять, я не находил объяснения: Ради какой светлой цели это всё?…кто мы?
Проклиная наш социалистический строй, вместе с упырями – коммунистами и паразитами – комсоргами, вспомнил фразу женщины:
– Хорошо, что он умер,– сказанную про мужа.
В дом она не вернулась.
Нет ответа
«Я видел, – на окраине одной деревни близ Белостока пять заостренных колов, на них было воткнуто пять трупов женщин.
Трупы были голые, с распоротыми животами, отрезанными грудями и отсеченными головами. Головы женщин валялись в луже крови вместе с трупами убитых детей».
Из докладной записки вышедшего из окружения солдата Сергея Дашичева.
И все же Сталин оставил неизученными злодеяния фашистов.
В в начале 80-х годов я отдыхал с родителями на базе отдыха.
База располагалась на границе Московской и Владимирской областей, на речке Киржач.
Каждое утро, с самым рассветом брал удочки и бегал на речку рыбачить.
Мужчина совсем не молодой, по утрам одиноко прогуливался вдоль реки, потом садился на кромку берега недалеко от меня и смотрел как я вылавливаю рыбку.
Мы познакомились. Звали его Федор Михайлович.
Федор Михайлович имел несколько сутулый, но благородный вид, – из-за седых зачесанных назад волос, прищуренного взгляда, который выдавал в нем потаенную мудрость прожитых времен.
Говорил он как-то в сторону, словно даже и не для меня, словно меня и не было вовсе рядом.
Мы подружились.
Он любил смотреть на реку и как мне тогда показалось, что глядя на реку он видел нечто неведомое мне, – глубокое и непонятное.
Однажды Федор Михайлович обмолвился, что воевал.
В моем доме присутствовали отголоски той войны. Два моих деда были там: один погиб, другой умер сразу после, от ран.