Воздух вибрировал от мороза, каждый вдох обжигал легкие, а под ногами хрустел снег, словно городок скрипел костями, пытаясь встать из мертвых. Но единственным движением в этом царстве льда были тени – длинные, угловатые, они ползли по склону карьера, цепляясь за руины техники, будто невидимые пауки плели паутину между мирами.
Шестеро мужчин сидели за столом, словно часовые на забытом посту. Сергей, пригвожденный к стулу тяжестью молчания, сжимал в кармане фотографию сына. Снимок был стерт на сгибах, но мальчик все так же улыбался, стоя у монумента «Покорителям космоса», который давно разобрали на металлолом. Артем, ёрзал на табурете, чувствуя, как холод пробирается сквозь дырявый шарф. Свет лампы дрожал, отбрасывая на стены, танцующие тени космонавтов с плакатов – их шлемы казались пустыми, а руки протянутыми в пустоту.
– Опять эти волонтёры звонили, – выдохнул Витька, лысый гигант в ватнике, потертом до дыр. Голос его напоминал скрип несмазанных шестерен. – Спрашивали, не нашли ли мы…
Стекло в руке Сергея звонко лопнуло. Кровь смешалась с самогоном, каплями падая на стол. Взгляд его, острый как лезвие, заставил Витька смолкнуть. Остальные замерли: один сгорбился, пряча лицо в воротник телогрейки, другой нервно щелкал зажигалкой, не в силах зажечь дрожащими пальцами.
– Он же не… – начал третий, но оборвал на полуслове, увидев, как Сергей стиснул осколок так, что ладонь превратилась в кровавую массу.
Артем поднялся, застегивая пальто на все пуговицы, будто пытаясь защититься не от холода, а от тяжести, висевшей в воздухе.
– Может, сам вернётся… – бросил он в пространство, и фраза рассыпалась, как пепел.
Дверь захлопнулась, отрезав его от мира, где на стене тикали старые куранты с остановившимися стрелками, а в углу велосипед, изъеденный коррозией с искривлённым колесом – словно метафора сломанного детства.
А в гараже, пока мужчины молча разливали самогон в новые стаканы, тень от велосипеда на стене вдруг дернулась, хотя никто не шевелился. Ее колесо медленно повернулось, скрипя невидимыми спицами, и остановилось, указывая на трещину в штукатурке, где проглядывал странный символ – три спирали, вписанные в треугольник, как на секретных чертежах из закрытого отдела института.
Артем вцепился в фонарь, будто это единственный якорь в штормящем море тьмы. Световой луч дрожал, выхватывая из мрака обрывки реальности: рваный полиэтилен на вышке, треснувший рельс, уходящий в никуда, иней на тросах, сверкающий как чешуя мёртвой рыбы. Он шагал к выходу из карьера, намеренно громко топая – звук сапог по насту напоминал стук метронома, отмеряющего последние секунды перед обвалом.