Никогда не думал, что современный человек так уязвим и зависим от привычных благ цивилизации.
Я готов молиться на то самое паровое отопление, которое включают с месячным запозданием, которое постоянно недодает три – пять градусов до положенной нормы, которое в мае, когда температура за бортом многоэтажек перепрыгивает за отметку 20 градусов по Цельсию, вдруг, срывается с цепи и раскаляет батареи чуть не до красна, выжимая из нас пот и нецензурные выражения. Я готов молиться на Великого Бога Теплосети и апостолов его ТЭЦ, ГРЭСС и даже на Маленькие Вонючие Котельные.
В дверь кто-то стучит и, не ожидая ответа, дергает ее на себя. Крючок жалобно звякает ржавыми боками о петлю.
–Эй, открывай, а то милицию вызову! – Неузнать сторожа по хриплому стариковскому дисконту и "деликатности" обращения невозможно.
С трудом распрямив смерзшиеся коленные суставы, я походкой пьяной цапли бреду к дверям. Открываю.
–Что вы хотите? – Моя внешность никак не вяжется с тем: что и как я говорю. Сторож слегка обескуражен.
–Ты хто такой и чо здеся делаешь?
–Хозяин. Не узнали? А «здеся» – передразниваю старика – я пью. – Моя лапидарность сторожу нравится, а исходящий от меня запах перегара не оставлял сомнений в искренности.
–Чо пьешь – сам вижу. А пошто ко мне не зашел? Я перцовочку завсегда с милой душой. Так у меня, ить и теплее. Чай в энтой халупе меньше чем с ящика не согреешься… Гляди, если чо осталось заходи ко мне. Сальцо, картошка, огурчики соленые – с меня.
–А банька?
–Да запросто. Под хорошую выпивку и баньку сделаю.
Бог явно на моей стороне. И нет смысла молиться на языческие теплосети, если в сотне метров от меня можно затопить настоящую, жаркую баню. А за баньку я сейчас готов умереть, а не то, что за бутылкой сгонять.
–Идет – подытоживаю я. – Топите баню, а я пока до магазина сбегаю, разомнусь. Да, пакетики прихватите. Там закуска осталась.
Я сую сторожу остатки моего пира: консервы, колбасу, сыр, корейскую лапшу в коробках, наскоро умываюсь снегом и отправляюсь за спиртным.
Через пару часов мы уже блаженствуем в бане.
–А вот мы тя, веничком. – Дед в прошлой жизни наверняка был палачом. Охаживает немилосердно, но я не сопротивляюсь. Тепло уже добралось до костей и постепенно размораживает хрящи и сухожилия.
– От супружницы небось сбежал? – Спрашивает дед, синхронно размахивая веником и бородой. Не дожидаясь ответа, развивает мысль: – Они, стервозины, до чего угодно мужика довесть могут. Все кричат, мол, СПИД – чума двадцатого века. Глупость. Бабы – вот чума всех веков. Кабы ни они, разишь, этот СПИД был бы? Нет!