И всегда после таких пожаров на уродливо-жёлтом поле оставалось чёрное пятно. Полностью сгоревшая трава и обугленная земля сливались в чёрную дыру в пространстве, и затягивали в себя любого, кто мог приблизиться к ней, но никто в шепелявом городе не заходил так далеко. Кроме одного очень печального человека, которого никакая чернота не могла поглотить.
Виктория попыталась вспомнить, кто был этот человек и зачем он ходил в поле так далеко, что он там искал. Она вспомнила пожары, сгоревшую маршрутку, поезда, закрывающие горизонт, а того человека – нет. А, может, это была она сама. Не она ли тот человек, который заходил так далеко, поджигал поле, ведь Виктория точно вспомнила, как однажды вдалеке коснулась тех самых заброшенных вагонов, когда-то перевозивших уголь, а, может, они и сейчас перевозят уголь, просто движутся тогда, когда их никто не может видеть.
Подул ветер необычайно холодный для середины октября, и Виктория закрыла окно, потеряв свои мысли. Она ещё раз прошлась по квартире: зелёный зал, фиолетовая детская, белая спальня, красная кухня, коричневый коридор – всё обставлено дёшево и безвкусно. А затем села на своё кресло и застыла на весь день, пока не пришла печальная Настенька.
Ночью Виктория не спала, только притворялась ради кого-то или чего-то, лежала на кровати, вслушивалась в редкие ночные реплики Настеньки и смотрела в потолок. Она не думала о том, почему не спит, она ни о чём не думала.
Утром в семь двадцать утра она вышла из дома. Александр рисовал, не собираясь идти на нулевой урок к Ирине Васильевной, и, пытаясь предать красным листьям маленького деревца дождливости, увидел её карминово-красное пальто. Одной секунды было достаточно, чтобы влюбиться в это лицо. Он бросил кисть, взял свою серую куртку и побежал за ней. Виктория на фоне чернеющей дороги и золотых листьев затмевала любую картину Моне. Её силуэт совсем не живопись не импрессионизм, а что-то другое более дерзкое, совсем не положительное как другие молодые девушки.
– Подожди! – крикнул он не в силах приблизиться к ней.
Но она не остановилась, не обернулась; слышала, как кто-то позвал ее, но не обратила на это никакого внимания. Виктория свернула перед двадцать седьмой школой и слилась с полем. И Александр дивился подобному поведению. Вот так просто кто-то не обратил внимания на его мечтательно-музыкальный голос, не обернулся, чтобы узнать, кому может принадлежать что-то столь звонкое, чистое, жизнерадостное. Александр подумал, что она студентка и решил дождаться её возвращения после школы, найти её и непременно влюбится в неё ещё раз. Однако узнав, что она учится с ним в одном классе, не решился к ней приблизиться, заговорить с ней, узнать имя. Он смотрел на неё издалека и рисовал, и все заметили его интерес к ней.