Вздохнув, я смежила веки, а когда подняла их, радужка уже стала ореховой.
– Ты в порядке? – спросила не то Ноа, не то Нун.
– Конечно, – фальшиво улыбнулась я. – Это вам из-за меня одни заботы.
– Не говори так.
Женщина взяла мои руки в свои сухие прохладные ладони и сжала.
– Когда ты появилась здесь, шестнадцать лет назад, мы с Ноа ни мгновения не колебались. И Призрак тоже. Твоей матери не пришлось нас долго упрашивать, чтобы мы оставили тебя в Цирке. Конечно, мы думали, что мать вернётся за тобой, но увы, этому не суждено было случиться. Должно быть, она сгорела в костре Ордена, но хотя бы смогла уберечь тебя. А ты стала нашей Красавицей, нашим волшебным цветком. Эрис, дорогая, ты же знаешь, что сейчас весь Цирк держится на тебе. Люди приходят не ради фокусов Джейи, не ради наших милых акробатов, даже не ради тигров Ноа-Нун. Их влечёт к себе магия Белль де Роз.
Я грустно улыбнулась Нун.
– Расскажи мне ещё раз.
Она могла сказать, что повторяла эту историю тысячу раз – это было бы правдой. Она могла сказать, что у нас нет времени, и пора идти на молитву – это тоже было бы правдой. Но вместо этого Нун села ещё ближе ко мне, ещё крепче сжала мои руки и заговорила:
– Было самое начало лета, ещё холодно, неуютно. По всей Белой Гавани гулял ледяной ветер, но иногда он становился горячим, и тогда вместе с ним летели хлопья пепла. Это горели костры. Они полыхали на каждой площади, на пустырях, во дворах. На некоторых сжигали книги. На других плавились колбы и реторты. А на третьих сжигали людей. И нелюдей тоже. В тот день вечер был особенно горяч, а воздух казался ломким от отдалённых стонов. Вечером мы с Ноа и Призраком сидели на задворках Цирка. Вдруг из-за кустов выглянула женщина, закутанная в лохмотья. К груди она прижимала спящего младенца. Женщина подошла к нам и опустила младенца на колени Призраку. Её глаза, сияющие бирюзой и аквамарином, как чудесное море, смотрели прямо нам в душу. Женщина назвалась Марой. Она не сказала, кто она, лишь что ещё ищет Орден, а найдя – уничтожит. Глядя на нас своими удивительными глазами, она заклинала нас спасти её единственное дитя. Мы словно онемели, не могли произнести ни слова. А затем младенец пошевелился и открыл свои глаза, полные золотого света. Думаю, мы полюбили тебя в тот же миг. Мара назвала твоё имя и, велев никогда не снимать браслет на твоём запястье, оставила нам тебя. И я благодарна ей за этот дар.