– Задавлю!!!
– Так его, Николай Степанов! – стали подзадоривать молодого собутыльника хмельные друзья. – Дай ему по сусалам!
– Не тронь старика, – вскочил из-за другого стола рыжеволосый мастеровой в светло-жёлтой атласной косоворотке, опрокинув на пол миску с куриным мясом. Назревала драка… Нешуточная…
– Хватит, Ермолай, – улыбнулся лавочник и умело утихомирил, едва не начавшуюся потасовку. – Что ж тебе не живётся спокойно? Неужели не настрадался? Иди на сеновал… Проспись… А ты, Николай, тоже не ерепенься, мало ли чего человек спьяну не скажет. Ты же грамотный…
Старик, прихрамывая и что-то бормоча себе под нос, ушел, народ стал успокаиваться, зазвенели стаканы, гармонист заиграл “Матаню”, а трактирщик вздохнул облегчённо и утёр рукавом взмокший лоб.
Страшную находку обнаружил дворник фабриканта Баева Устин. Он вышел утром подмести у крыльца, а она там и лежит. Устин проспал маленько после вчерашнего, а потому спешил поскорее прибраться, но от этакого видения остолбенел. Подошедшая вслед за дворником к крыльцу горничная барыни Малаша заверещала, словно котёнок, которому прищемили дверью хвост. Услышав Малашу, другая горничная, мывшая белые ботинки барыни, уронила обувь в рыжую воду и побежала к крыльцу. Сразу же выглянул из окна своего кабинета и Павел Иванович Баев. Он глянул сперва на дворника с горничными, потом на ступени крыльца, побагровел и заорал:
– Чего рот раззявил?! За урядником беги!
Дворник убежал. Одна горничная закрыла руками лицо и заплакала, другая, часто крестясь, попятилась в кусты сирени. Баев распорядился никого не выпускать из дома на улицу и опять уставился на крыльцо. Крыльцо у фабриканта высокое – на двадцать ступенек. На одной из этих ступенек лежала человеческая голова. Голова старухи. Лицо у неё серо-жёлтого цвета обильно усыпанное коричневыми пятнами, седые свалявшиеся волосы были всклокочены и здорово походили на волосы злой Горгоны. Глаза головы остекленело взирали вверх на дверь барского дома. Рот с одним гнилым передним зубом чуть приоткрыт. Около головы кружили мухи.
Прибежавший урядник поначалу малость растерялся, стал креститься у крыльца, потом опомнился и велел дворнику положить голову в мешок. Устин потоптался на месте, вздохнул тяжко и вступил на первую ступеньку, но Баев остановил его.