– Много ты услышал? – полюбопытствовала я.
Виктор улыбнулся.
– Про павлина с хроническим воспалением самолюбия. Твоя речь стала удивительно образной. Похоже, ты и в самом деле коротала время выздоровления за научными журналами. Кстати, что такое атрофия, и при чем тут кора?
– Нарушение питания. От которого у него мозги окорели. – Я поспешно сменила тему: – Это же додуматься надо – влезть в чужой сад, чтобы подкараулить женщину, которая его знать не желает. Когда мы наведаемся к исправнику?
– Мы не пойдем к исправнику.
На пару мгновений я лишилась дара речи.
– Но почему? Он стрелял в тебя и только чудом не убил! Это же самое настоящее преступление!
– Мы не пойдем к исправнику, – с нажимом повторил Виктор. – Я не хочу, чтобы тебе снова перемывали кости в каждой гостиной.
– Но я-то знаю, что ни в чем не виновата! И ты знаешь!
– Это неважно. Твоя репутация и так подмочена, а еще один скандал ее добьет. Тебя не примут ни в одном доме, и…
– И это похоронит и твою карьеру? – уточнила я.
Мне-то на сплетни… Нет, пожалуй, что не плевать. Если я хочу вести дела с соседями. Если у нас с мужем будут дети, им нужно будет обеспечивать будущее. Так что я не могу себе позволить наплевать на репутацию. Виктор тем более не может.
И Зайков наверняка это знал. Пропади оно все пропадом!
– Я не служу и не собираюсь служить, поэтому о карьере могу не думать, – сказал Виктор. – И все же исправнику заявлять незачем.
– Но он стрелял в тебя! Нельзя же так это и оставить! К тому же, слуги все равно будут болтать…
– Обращать внимание на болтовню слуг считается дурным тоном. Не беспокойся, я со всем разберусь. – Виктор улыбнулся.
Не понравилась мне эта улыбка. А он забрал у меня из рук опустевший стакан и мисочку с остатками конфет и, точно специально – да что там, наверняка специально! – отвернулся, чтобы отнести их на чайный столик.
– Что ты задумал? – встревожилась я.
– Неважно, – снова улыбнулся он. – Не забивай себе голову всякой ерундой.
– Ты только что говорил…
– Что я со всем разберусь. И я разберусь.
Сердце пропустило удар, а чай, кажется, только что разливавшийся теплом в желудке, словно разом заледенел.
– Ты его вызвал, – прошептала я.
– Еще нет. Был занят тобой, а посреди ночи такие письма не отправляют.
– Не надо! – только и смогла сказать я.
Виктор присел на край кровати, взял мои ладони в свои, заглянул мне в глаза.