Я вдруг подумал, что канцлер – вторая… ну, или по меньшей мере третья по значимости политическая фигура в государстве – чем-то напоминает марионетку. Дорогую, сшитую из отличных материалов, отлаженную до винтика и обретшую запредельное сходство с человеком, но все же способную говорить или двигаться, только когда у нее из интересного места торчит рука.
Знать бы – чья.
– Рад приветствовать вас всех, хоть нас и свели здесь сегодня не самые приятные события, – продолжил Келлер. – Однако мне – как и наверняка любому из присутствующих – отрадно видеть перед собой настоящий цвет нации, этих отважных молодых людей, которые, невзирая на опасность, все же смогли выполнить свой долг перед Отечеством и…
Дальше я не слушал. Эта речь, как и все предыдущие, затянулась минут этак на семь, однако по содержанию уложилась бы в пару строк. То, что задорно и с какой-то нездешней мужественностью в голосе вещал Келлер, в переводе на русский означало примерно следующее: мы награждаем вас без свидетелей и чуть ли не тайно, потому что спецслужбы и старик Морозов лично в очередной раз облажались, и четырем чуть ли не подросткам пришлось делать их работу. Мы искренне благодарим вас за подвиги, однако крайне не рекомендуем болтать о них за пределами этой комнаты. А кто будет болтать – тот ни разу не молодец. И о военной или какой-либо другой карьере может забыть. Этого его высокопревосходительство, конечно, не озвучил даже в иносказательной форме, но я догадался и сам.
– …решила наградить всех вас лично, – торжественно закончил Келлер. – Поприветствуйте ее императорское высочество Елизавету Александровну!
Камер-юнкер, который сопровождал нас до гостиной, открыл дверь, и в проеме появилась маленькая фигурка. Мы все – даже Оля – тут же вытянулись по стойке «смирно» и взяли равнение налево. А через несколько мгновений я даже смог рассмотреть что-то из-за могучего плеча Камбулата.
По случаю награждения Елизавета вместо платья нарядилась в костюм. Обычный гражданский и, конечно же, без каких-либо знаков отличия, если не считать брошь с фамильным гербом Романовых. Но все равно чем-то походивший на парадную форму военного. Приталенный пиджак и воротник-стойка отчетливо напоминали крой наших кителей, да и цвет был соответствующий – белый.
Гаркнув на весь Зимний положенное «Здравия желаем!», мы замерли в ожидании, и Разумовский – проводить церемониал доверили именно ему – принялся вызывать всех по порядку. И начал, как ни странно, с Оли.