Такси остановилось у Эрмитажного театра Миллионной. Дальше пешком – после недавних событий меры безопасности увеличили еще примерно втрое, и город на подъездах к Зимнему выглядел так, будто здесь шла война: дорогу преграждали бетонные блоки, шлагбаум и пара броневиков.
И даже лица атлантов над парадной лестницей, казалось, чуть нахмурились и воплощали уже не сосредоточенность и столетний покой, а какую-то неясную тревогу, словно каменным великанам теперь и правда приходилось держать на руках небесный свод, а не какой-то там балкон.
Их товарищи из плоти и крови выглядели не лучше: когда я открыл дверцу и выбрался из такси наружу, гвардейцы на посту напряглись, а один даже шагнул за броневик, будто бы невзначай передвинув автомат на ремне вперед, под руку.
Но стоило им разглядеть погоны на моих плечах, как мрачные лица тут же разгладились.
– Морской корпус, Острогорский?.. – поинтересовался старший. И, не дожидаясь ответа, развернулся к остальным и крикнул. – Ваше высокоблагородие, пришел!
Похоже, меня уже ждали. И не какой-то там дежурный провожатый, а целый гардемарин… И к тому же знакомый. Высокий светловолосый мужчина лет тридцати сменил парадный китель на полевой камуфляж и на этот раз снарядился, как на войну, но это, без сомнения, был он – тот самый штабс-капитан, который пытался вывести нас из здания Пажеского во время налета на бал.
Его товарищ тогда погиб, но этому повезло. Он не только пережил Разряд убитого мной Одаренного штурмовика, а еще и получил повышение: вместо четырех тусклых металлических звездочек на погонах с продольной красной полоской виднелся один-единственный символ: вензель покойного императора на фоне двуглавого орла с короной. А значит…
А значит, передо мной стоял не кто иной, как новоиспеченный капитан – командир особой гардемаринской роты.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие. – Я вытянулся по струнке и коснулся пальцами околыша фуражки. – Курсант Острогорский в ваше распоряжение прибыл. Готов приступать…
– Да подожди ты приступать. – Штабс… точнее, теперь уже капитан махнул рукой и развернулся, явно приглашая проследовать за ним в сторону Зимнего. – Пойдем, прогуляемся.