***
– Мальчик? Эй, мальчик, ты в порядке?
Женский голос пробивался сквозь туман, отрывистый и дрожащий.
– Может, вызвать скорую?
Эд с трудом открыл глаза. Он лежал на влажной траве, прохладной и колкой, будто земля сама пыталась его удержать. Над ним силуэт женщины, размытый, как старое фото в дождливый день. Всё вокруг было неясным, будто затянутым дымкой сна. Он медленно поднялся, шатаясь, прижав руку к виску, голова звенела, но боли почти не было. Не было и воспоминаний. Место казалось чужим, ненастоящим. Парк. Обычный городской парк, с мокрой землёй, скамейками, с людьми. Кто-то гулял с собакой. Двое целовались под деревом. Ребёнок в коляске плакал. Но всё это будто происходило за стеклом – движения замедленные, звуки приглушённые, лица пустые. Женщина присела рядом, глядя на него с тревогой. Протянула пластиковую бутылку с водой, но он лишь покачал головой.
– Где твои родители? Хочешь, я позвоню в полицию?
– Спасибо, не нужно…
Она слегка нахмурилась.
– Ты помнишь, где живёшь?
Он кивнул, хотя не был уверен. Всё внутри было смутным, зыбким.
– Мой дом… он где-то рядом. Я сам дойду. Спасибо Вам.
– Смотри по сторонам, хорошо?
– Обязательно…
Он встал и пошёл прочь, словно ведомый кем-то или чем-то. Ноги шагали сами. Справа в коляске истерично кричал младенец, мать качала его слишком быстро, словно в панике. Впереди играли дети. Один из них на мгновение поднял глаза и Эд вздрогнул: лицо было пустым, как у куклы. А потом он увидел его – свой дом. Окна светились, из приоткрытой двери доносилась музыка, весёлая, тёплая. Эд побежал, сердце забилось быстрее – вот оно, спасение, знакомое, настоящее. Он не заметил, как ступил на дорогу. Не услышал гудка. Только свет – ослепительный, белый, как вспышка молнии. Темнота.
***
Глухой щелчок. Над головой вспыхнул мертвенно-белый свет. Лампа моргнула, как будто не до конца решилась, стоит ли ей освещать происходящее, и всё же загорелась, заливая помещение дрожащим, стерильным сиянием. Стены облупленные, серые, дышали больничным холодом. Пахло железом, хлоркой и чем-то затхлым, тревожным, как будто сама комната давно устала от скорби, которой была пропитана. Посередине сидел мужчина. Он был почти неподвижен. Пальцы его были сцеплены в замок, ногти врезались в кожу ладоней. Взгляд расфокусирован, уставлен в одну точку, где-то между настоящим и чем-то за гранью. В этой позе он находился уже долго, не замечая, как время растворяется в гулах вентиляции. Наконец дверь открылась. На пороге появился врач. Мужчина с усталым лицом, глубоко запавшими глазами, будто каждый приговор, который он произнёс за свою жизнь, оставлял на его коже незаживающий след. Он шагнул внутрь и остановился.