Гостинка оказалась совсем мелкой речкой, причём Сидору пришлось спешиться и помогать коню перетащить нашу повозку, ибо никакого моста через эту речку не было и в помине.
– Давай, Гаврила, поднажми, – поторапливал коня Сидор.
Мне тоже пришлось слезть и помогать.
Как ни берёг я свою одежду, всё же замочил брюки и перепачкал кроссовки, да и толкать телегу через брод – скажу вам – так себе удовольствие. Одна радость – прохладная вода остудила кожу, которая, как я уже думал, воспалилась от жары.
Безо всякого стыда Сидор разделся догола, бросил на сено свои вещи сушиться, а потом, когда перебрались через брод, запрыгнул, в чём мать родила в телегу, и погнал коня дальше.
Я тоже помыл в реке кроссовки, обтёр их сухим сеном из телеги, снял остальную одежду и остался в своих мокрых белых трусах.
Изредка – махая вожжами, оборачиваясь и поглядывая на меня – голый парень почему-то тихо усмехался, роняя ниже плинтуса мою самооценку. Наконец он не выдержал и сказал со смехом:
– Ты, барчук, как баба в етих панталонах!
Но мне было уже всё равно. Монотонное цоканье сделало своё дело – я откинулся на душистое сено и вырубился.
Прибытие
– Тпр-у-у…
Я проснулся и подскочил в телеге.
Начало темнеть, когда телега свернула с дороги направо и въехала в огромный двор. Ничего не объясняя, Сидор резво спрыгнул с неё и куда-то убежал. А около повозки появился старик со странно искривлённой челюстью. Он придерживал нашего уставшего и дёргающегося коня, неспешно распрягал и, шепелявя почём зря, разговаривал с ним:
– Ну-ну, Гавря, добро, доехали. Щас овса тебе дам малость…
Мужик распряг и увёл коня, а я, оставшись один в телеге с мешками, быстро нащупал среди мешков свою одежду, натянул на себя и резво спрыгнул с повозки.
Сначала я увидел высоченный, зачем-то вкопанный посередине двора столб и только потом обратил внимание на окружающих меня людей.
С явным любопытством поглядывая на меня, они до темноты торопились закончить свои дела. Кое у кого в руках мелькали лучины и светильники. В воздухе пахло дымом, прелым сеном и чем-то ещё, неуловимо знакомым.
Один из мужиков, прищурив глаза, шагнул ближе и хрипло спросил:
– Чего ж ты, барчук, запоздал-то? Сумерки уж, добра не ведает поздний гость…
Я не успел ответить, как из-за ворот появился Сидор, махнул им рукой:
– Да не браните, свой он, свой! Дорога, поди, долгая была, устали все.