Утром третьего дня вся полусотня стояла на церковной площади, ожидая выхода старшин. Поп уже отслужил молебен, и теперь оставалось только получить благословение остающихся. Вышедшие из общественного дома старшины были в новеньких черкесках, при оружии и со всеми имеющимися наградами. Сняв папахи, старики дружно поклонились замершим воинам и, перекрестив их, замерли. Макар Лукич, как самый старший, первым надел папаху и, вздохнув, громко скомандовал:
– С богом, казаки. Гойда!
– Гойда! – раздался в ответ рёв полусотни лужёных глоток, и казаки, вскочив в сёдла, направили коней к выезду из станицы.
Стоявшие поодаль старики и женщины поспешили к своим близким, прощаться. Катерина, отдав малышку Настасье, подскочила к Буяну и, уцепившись за стремя, зашагала рядом с конём, не сводя взгляда с мужа.
– Не журись, милая. Вернусь, – тихо пообещал Матвей, склоняясь к ней с седла. – Малых береги.
– Сберегу, Матвеюшка, – чуть слышно всхлипывая, пообещала она. – Ты только вернись.
– Вернусь. Я ещё и тут не всё сделал, – улыбнулся Матвей и, выпрямившись, огляделся, ища взглядом родителей.
Григорий с Настасьей стояли у околицы, глядя на него молча, без единой слезинки на глазах. Сняв папаху, Матвей поклонился им, и родители дружно перекрестили сына в ответ. Всё нужное было сказано ещё дома, так что теперь оставалось только прощаться. Уже перед самым выездом из станицы Матвей свесился с седла и, поцеловав жену, тихо повторил:
– Жди, вернусь, – после чего, чуть отодвинув Катерину в сторону, дал Буяну шенкелей, подгоняя его.
Норовистый жеребец возмущённо всхрапнул и тут же вынес всадника на тракт широкой рысью, разом обогнав всех уже выехавших.
– В колонну по два! – послышалась зычная команда, и Матвей, тряхнув головой, продублировал её, собирая свой десяток.
Полусотня выстроилась в походную колонну и короткой рысью двинулась в сторону города. Следом за ней шло пять телег обоза, в которых везли и запасы овса для лошадей, и продукты для самих казаков, и все необходимые в походе мелочи, навроде кузнечных инструментов и запасных подков. Убедившись, что весь десяток тут и у бойцов всё в порядке, Матвей оглянулся на станицу и, вздохнув, снова тряхнул головой, отгоняя беспокойство за близких.
Громовая стрела, висевшая на груди, неожиданно нагрелась и толкнула его, словно давая понять, что всё будет хорошо. Чуть улыбнувшись, он приложил ладонь к тому месту и, сосредоточившись, мысленно попросил: